— Без хозяйки дом сирота, — с чувством произнес Хомяк, сладко потянулся и вскочил на ноги. И вопреки старинной русской традиции первым делом не опоясал чресла поддерживающим портки пояском, а подошел к суетящейся у печи Насте, крепко ее обнял и поцеловал.
— Я взяла из погреба кусок окорока, — призналась она. — Ничего другого так быстро приготовить нельзя. Садись к столу.
— Сейчас, — Никита быстро сделал утренний моцион сперва к кустам, затем к Неве умыться, вернулся назад. На столе уже стояла миска, полная гороховой каши, поверх которой таяло дымком несколько кусочков нежной свинины. Рот тут же наполнился слюной. Хозяин дома сел во главу стола, придвинул посудину к себе, зачерпнул ложкой сверху самый большой кусок и целиком запихнул в рот.
— М-м-м… Какая вкуснятина! — Настя села рядом через угол, оперлась подбородком на сложенные в замок руки.
— Нравится?
— Сказочно… Ты что, всю ночь готовила?
Настя молча улыбнулась.
— Да ты совсем не спала, наверно?
— Мне не нужно, — еле заметно покачала она головой.
— А сама чего не ешь?
— Мне не нужно.
— Но раньше-то ты ела!
— Раньше ты не знал, кто я такая. А теперь знаешь.
Никита остановился, вгляделся в ее голубые глаза:
— Слушай, скажи мне… А сколько тебе лет?
— Сколько лет? — удивленно приподняла она брови. — Что это такое?
— Ну как долго ты… — слово «живешь» Хомяк произнести не решился и спросил иначе: — Сколько времени ты уже существуешь?
— Время? — пожала она плечами. — Что такое время? Течет Нева, растут деревья. Приходит зима, возвращается лето. Мы рождаемся и умираем. Загораются и гаснут звезды. Что такое время? Появился ты. Мне нравится видеть тебя, прикасаться к тебе. Нравится потчевать тебя обедом и помогать в доме. Нравится ловить на себе твой взгляд и ощущать твое дыхание. Мое время — это ты. Не станет тебя — и время опять исчезнет…
Алевтина только собиралась пригласить мужа и приехавшего к нему лекаря в трапезную, когда в покои барина забежал подворник, и отвесил короткий поклон:
— Удот кричал, боярин!
— Хорошо, ступай, — отпустил смерда Зализа и потянул к себе саблю.
Обосновавшись в усадьбе сгинувшего в недрах Разбойного приказа боярина Волошина, Семен первым делом наладил сторожевую службу. На единственной ведущей к усадьбе тропе теперь постоянно таился один из подворников, предупреждая криком удота о появлении гостя, либо волчьим воем — о подходе вооруженных людей.
С тех пор еще никому не удалось застать государева человека, поставленного царем Иваном Васильевичем стеречь рубежи Северной пустоши врасплох — заспанным, неодетым или просто усталым. Имея в запасе несколько минут, Зализа всегда успевал опоясаться саблей, надеть рубаху из шелковой камки, заправить синие шаровары из блестящей повалоки в мягкие сафьяновые сапоги.
Не то, чтобы Семен любил наряжаться, как китайский мандарин — но человек государев права не имеет походить на безродного бобыля. Раз на службу царскую решился: голодным ходи, но князем выгляди.
— Шубу надень, простудишься, — безнадежным тоном сказал Юшкин, хорошо зная, что больной его не послушает.
Зализа небрежно отмахнулся и, положив руку на рукоять сабли, вышел на крыльцо, щедро подставляя открытую грудь осеннему ветру. Из все еще не закрывшейся раны на шее вырывался легкий хрип, но никаких шарфиков и повязок опричник также признавать не хотел: кровь более не течет, края зарубцевались — стало быть, и кутаться ни к чему.
— Полгода еще хрипеть будешь, — мстительно пообещал ему в спину лекарь. — Пока дыра не затянется.
В ворота въехал замызганный грязью по самые плечи молодой паренек — в тегиляе, бумажной шапке, усиленной несколькими железными пластинами, и с прямым мечом на боку. Лошади, также чумазые до кончика морды, тяжело дышали. Видать, торопящийся в Замежье всадник их ничуть не жалел.
— Ярыга! Твердислав! — излишне грозно рыкнул Семен, закрывая ладонью рану на шее. — Где подворники? Коней у боярина заберите! Пульхерия, поднеси гостю сбитеню с дороги, видишь устал, Тегиляй снимите и вычистите немедля!
С вестью из засеки, от Василия, примчался пятнадцатилетний новик, младший сын боярского сына Ероши первый год состоящий в реестре. Потому Зализа и обращался к нему с преувеличенной вежливостью и уважением: пусть привыкает, что теперь он не отрок безответственный, а настоящий боярин, воин и защитник русской земли. Привыкнет к чужому уважению, привыкнет сам свое достоинство чтить — тогда и пред врагом никогда не склонится.
— Лойма иноземная в Неву вошла, Семен Прокофьевич, — торопливо доложился новик. — Воев десять в ней сидят.
— Скакал долго? — моментально посерьезнел опричник.
— Третий день пошел… — виновато склонил голову мальчишка.
Однако винить новика в лености не стоило. По осеннему разливу, когда тропинки превращаются в ручейки, летние дороги уходят под насытившиеся дождем озера и болота, когда по большей части передвигаться в землях Северной пустоши можно только по колено, а то и по пояс в воде, постоянно опасаясь провалиться в забытую яму — пройти за три дня от Невской губы до стоящей возле лужского притока усадьбы совсем не просто.
Зализа продолжал смотреть гонцу в глаза, пытаясь решить, что теперь делать. И бросить крещеных чухонцев без помощи нельзя, и конного отряда к Неве по разлившимся болотам провести невозможно.
— Я по дороге к иноземцам на Кауштином лугу завернул, — доложился новик. — Тамошний боярин латников взял и к Тосне пошел. Сказывал, несколько плотов срубят и вниз по реке спустятся.
— Правильно, — с облегчением вздохнул опричник. Привыкший мыслить конными переходами, такой путь он из виду. упустил. — Входи, боярин, откушай, чем Бог послал. Я прикажу баню истопить, после обеда согреешься.
Пропустив новика вперед, Семен мысленно похвалил себя за то, что несколько месяцев назад все-таки решился, и принял под руку полсотни странных иноземцев, пришедших неведомо откуда и придерживающихся непонятных обычаев, хотя и называющих себя православными христианами. Вот уже второй раз они выручают его в трудную минуту. Сперва грудью своей закрыли свенам тропу с Невы к его поместью, а второй раз теперь — найдя неожиданный способ прийти на подмогу местным чухонцам. Надо будет съездить к ним на Суйду, посмотреть как устроились, как живут.
— Алевтина, — тихо попросил он жену. — Опричное блюдо на стол поставь, хочу мальчишке честь оказать. Идите, я сейчас догоню.
— Твердислав! — повернувшись во двор, окликнул Зализа заведовавшего хозяйством ярыгу. — Пошли на лодке человека в Куземкино, к купцу Баженову. Пусть передаст, что мастер у меня появился, стекло изготовить похваляется. Пусть спросит, нужно ли оно торговым людям. Может, и зачинать сего дела не стоит?