Нелюбов посмотрел на часы. До начала атаки остались считанные минуты! «И если Усова с казаками до сих пор не обнаружили, то можно считать, с первой задачей, основная цель которой была „внезапность“, мы справились», – удовлетворенно подумал поручик.
Щербицкий тем временем, не доехав метров сто до бронепоезда, остановил колону и, не обращая внимания на глазевших вокруг немецких солдат, принялся громко отчитывать переодетого Сухонина, который, подбежав к автомобилю, замер по стойке смирно и подобострастно «ел» глазами начальство.
– Ну, где же Усов с казачками, может, случилось что? – с тревогой оглядывался Нелюбов, и вдруг, словно отвечая на вопрос поручика, на опушке леса показались всадники и, рассыпавшись в редкую линию, устремились к станции.
Несколько секунд прошли в гробовом молчании. И немцы, и русские замерли, зачарованные неожиданным зрелищем.
– Русские казаки! Русские казаки! – стали раздаваться крики опомнившихся немцев.
А казаки, поблескивая волчьим оскалом, пригнувшись к самой холке коней, быстро сокращали расстояние между опушкой леса и станцией. Ярость и бесшабашная удаль, которая даже на таком расстоянии читалась в каждом движении всадников, буквально парализовала германских солдат. И они, широко раскрыв глаза, смотрели, как флюгера на пиках, словно десятки маленьких знамен, грозно развеваясь на ветру, становились все ближе и ближе.
Борис, коротко отдав команду своим бойцам, с которыми должен был произвести захват бронепоезда, бросился к ближней платформе.
Рядом протарахтела пулеметная очередь. Это Щербицкий, уложив пулемет на откинутое лобовое стекло своей машины, выпустил длинную очередь вдоль бронепоезда, отсекая бросившихся к нему немцев.
А тем временем казаки, сократив расстояние до броска гранаты, на полном скаку стали перехватывать пики и метать их в растерянных немцев.
– Молодец, хорунжий! Сообразил! При любом раскладе лишнее имущество теперь окажется либо обузой, либо не понадобится уже никогда! – зная бережливость казачков, одобрительно отметил Борис и, схватившись за поручни открытой железной двери бронепоезда, рывком заскочил внутрь.
В эти первые минуты неожиданного нападения удача оказалась на стороне атакующих. У страха, как известно, глаза велики. Многие немецкие солдаты, решив, что станция оказалась на пути рейда русской казачьей части и на них наступает целая дивизия, побросали оружие и побежали в противоположную от станции сторону, стремясь укрыться в лесу. Чем и воспользовались «пленные» русские солдаты во главе с Нелюбовым и Сухониным, практически беспрепятственно проникнув в бронепоезд.
Быстро уничтожив немногочисленную прислугу двух передних бронированных вагонов, Нелюбов расставил солдат по огневым точкам с приказом вести огонь только над головой атакующих казаков.
Через минуту Борис уже бежал к паровозу, где должен был быть прапорщик Варенцов.
Но с паровозом все получилось не так гладко.
Когда Нелюбов заскочил в отделение, где располагаются машинисты, то увидел настоящее поле битвы, усеянное трупами паровозной бригады и русских солдат. А рядом с топкой, зажимая левой рукой наспех перевязанное простреленное бедро, лежал прапорщик Варенцов и целился в Нелюбова из револьвера.
Разглядев переодетого поручика, он облегченно выдохнул, и опустив наган прошептал:
– Мы только сунулись… а они нас в упор… всех… как мишени расщелкали!
– Рана тяжелая? Навылет? Управлять паровозом можешь? – Борис лихорадочно пытался сообразить, кем заменить раненого прапорщика.
– Не знаю. Ты видишь, из наших никого не осталось!.. Я пока здесь полежу, а ты пришли несколько человек, я им буду говорить, что делать… Как-нибудь управимся, – Варенцов попытался было улыбнуться, но улыбку свело судорогой, и Борис подумал, что прапорщик в любую секунду может потерять сознание от боли.
Рядом неожиданно гулко ухнуло, и корпус бронепоезда, приняв на себя отдачу орудия, конвульсивно содрогнулся.
– Давай, Нелюбов! Давай!.. Время дорого!.. Вон уж Сухонин начал… Щас немчура очухается и перестреляет нас всех, как моих машинистов.
– Возьми наган, он полный! Я сейчас вернусь, – Нелюбов положил на колени Варенцова свой револьвер и, не оглядываясь, соскочил с паровоза.
А сражение на станции достигло своего апогея.
Немецкие солдаты уже опомнились от неожиданности, и их действия стали приобретать угрожающую осмысленность. Германская кавалерия, которая располагалась около станции, перестроилась в боевой порядок и начала теснить казаков, стройные ряды которых, под напором превосходящих сил неприятеля стали распадаться на небольшие островки локальных сражений.
Почти вплотную к паровозу, отделенные только вагоном со срезанной крышей, доверху наполненном углем и дровами, на открытой платформе размещались два тяжелых орудия, захват которых был поручен артиллеристу Сухонину. И сейчас, когда они начали стрелять, Нелюбов от греха подальше перезарядил трофейную винтовку и полез на платформу, лелея надежду, что здесь все-таки свои.
Неожиданно ближняя мортира со страшным грохотом изрыгнула столб пламени, и Борис, зажав руками уши, буквально скатился под ноги улыбающемуся Сухонину.
– Как у вас дела? Потери большие? – Борис удивленно потряс головой; он почти ничего не слышал.
Сухонин понимающе ухмыльнулся, оглянулся назад и, соорудив руками что-то замысловатое, из чего Нелюбов с большим трудом разобрал команду, – «делай, как я», открыл рот и, зажав руками уши, быстро присел. Борис сделал то же самое и тут же почувствовал, как под ногами вздрогнула стальная плита, и различил упругий голос выстрела.
– Ну, как? Теперь легче? У нас, у артиллеристов, так говорят – клин клином вышибают! – услышал он голос Сухонина.
Борис опять потряс головой, слух почти вернулся.
– Ну, так что у вас? Потери большие? – на всякий случай Нелюбов повторил вопрос.
– Один легкораненый, я его на дальномер поставил. Сейчас со мной восемь, остальные в погребе, – Сухонин кивнул на соседнюю платформу. – Борис Петрович, уходить нужно, у немцев две батареи на подходе, если развернут, от нас одни воронки останутся.
Сухонин протянул Нелюбову бинокль, и вдруг опять замахал руками, показывая, что сейчас раздастся выстрел. Борис едва успел заткнуть уши. Переждав, пока стихнет грохот, он припал к окулярам и только теперь разглядел полную картину развернувшегося сражения. Ближняя улица, на которой имелось только восемь домов, была полностью очищена от неприятеля, но на противоположной окраине скопилось не меньше батальона немецкой пехоты. И, судя по решительному виду снующих туда-сюда офицеров, эта пехота готовилась к атаке.
Казаки Усова, выполнив основную задачу выбить немцев с параллельной бронепоезду улицы, сумели-таки отбить первую атаку германской конницы и теперь хоронились с другой стороны деревни, за сараями и домами, и, по-видимому, готовились контратаковать. Среди них Нелюбов заметил Щербицкого, который верхом на буланом жеребце что-то горячо доказывал Усову.