На балу у губернатора собрался весь высший свет Самарской губернии, и Варя с Алисой фон Риттер, которая также недавно приехала в свое имение из Петербурга, сразу же привлекли внимание. Надежда Павловна, супруга генерал-губернатора, сама встретила их у подъезда и проводила в огромный, со вкусом украшенный цветами и гирляндами зал, попутно представляя местной знати.
Варвара за всю свою жизнь была на балу только один раз, и такой повышенный интерес к своей скромной персоне заставил девушку смущаться и краснеть, но, замечая и чувствуя абсолютную уверенность такой светской львицы, как баронесса, Варя постепенно преодолела смущение и украдкой начала оглядываться по сторонам. Через несколько минут шагах в двадцати от себя она заметила высокого красивого брюнета в форме армейского поручика, который, вот уже несколько минут не отрываясь смотрел на Варю. Баронесса, ни на минуту не оставлявшая свою младшую подругу без внимания, заметила заинтересованный взгляд девушки и, проследив, кому он предназначен, вдруг залилась краской и в крайнем волнении тихо прошептала:
– Ах, Боже мой!.. Борис!
Варя, ничего не понимая, с удивлением посмотрела на подругу, а та, быстро справившись с волнением, решительно взяла Варвару под руку и направилась к этому офицеру.
Подойдя к молодому человеку, Алиса фон Риттер, пристально глядя ему в глаза, представила его Варе:
– Дорогая, позволь тебе рекомендовать – Борис Петрович Нелюбов. Мой старый знакомый и близкий друг нашей семьи. – А затем, подождав, когда поручик, щелкнув каблуками, изящным поклоном головы ответил на представление, продолжила: – Варвара Васильевна Оболенская, моя подруга. Приехала недавно из Петербурга погостить у своей тети. – И, не отрывая глаз от лица Нелюбова, с явными претензиями старой знакомой добавила: – А вы совсем не изменились, поручик! Последний раз мы, кажется, виделись весной одиннадцатого года? Я часто вспоминаю эту встречу…
– Настоящего не бывает без прошлого, только смешивать их нельзя, потому что нарушается последовательность событий, – довольно холодно ответил офицер и, повернувшись к Варе, неожиданно предложил:
– Варвара Васильевна! Позвольте вас пригласить? Как раз объявили новый танец…
Варя искренне обрадовалась этому предложению, потому что ей вдруг стала очень неприятна решительная и немного фамильярная манера разговора баронессы с этим офицером, и, благодарная Нелюбову за такое решение щекотливой для нее ситуации, она с одобрением подняла на него взгляд и, мгновенно вспыхнув, растворилась в огне его карих глаз.
От приятных воспоминаний Варю оторвал голос горничной, которая, оказывается, уже целую минуту что-то ей рассказывала:
– …Я ему объясняю, барыня еще спит и не велела будить, а он – мне велено передать записку лично в руки! Еле выпроводила.
Варя растерянно посмотрела на Глашу:
– Записка? Какая записка? От кого?
– Так я ж вам говорю, от Софьи Леопольдовны Краснопольской. Они из Европы прибыли, зовут вас к себе отобедать. Да здесь все написано.
– А ты что, прочитала, негодница! Эх, Глаша, Глаша, что же мне с тобой делать?
– Ничего не надо делать, Варвара Васильевна! Я ведь прочитала, потому что думала, а вдруг и вправду что срочное. Вдруг записка от Бориса Петровича… – смутилась Глаша.
– Ладно, ладно, давай сюда записку, – и, развеселившись, глядя на сконфуженный вид горничной, с улыбкой добавила:
– Завтрак приготовь, да огурцов соленых на стол не забудь.
– Не забуду, барыня, я ведь понимаю, организм требует.
– И мое розовое платье приготовь, которое я на днях в магазине у Румянцева купила. Софья Леопольдовна у нас большая модница, пусть видит, что мы тоже не отстаем от Европы.
* * *
Софья Леопольдовна Краснопольская была родом из столбовых дворян. Один из ее предков прославился во времена Ивана Грозного в войне против литовцев, а за участие во взятии Казани и верную службу получил к северу от Твери большой надел земли. При Петре I прародители графини служили во флоте, воевали со шведами, сопровождали государя в поездках по Европе и таким образом существенно преумножили свои капиталы. Так, благодаря счастливой фортуне и стараниям предков в конце прошлого века восемнадцатилетняя Софья Леопольдовна стала считаться одной из самых выгодных партий не только Петербурга, но и, возможно, всей России. Женихи толпами и поочередно ездили сватать наследницу огромного состояния, но романтичная натура Софьи Леопольдовны искала любви, и она скоро не замедлила появиться в лице блестящего польского офицера графа Максимилиана Краснопольского.
Вспыхнувшая страсть до того захватила молодых людей, что они были готовы пойти наперекор не только родителям Софьи, но и всему высшему свету. Тем не менее этот отчаянный шаг не понадобился.
Основная преграда представлялась влюбленным в том, что поручик был из обедневшего польского рода и, поступив на службу в России, проживал только на скромное офицерское жалование. Однако родители Софьи оказались покладистыми людьми, они давно обратили внимание на необычное поведение дочери в присутствии красавца офицера, и когда Максимилиан Краснопольский попросил руки их дочери, не стали сопротивляться и манерничать и с радостью устроили брак своему единственному ребенку.
Но, к сожалению, счастье недолго задерживается в благополучных семьях. Ротмистр Максимилиан Краснопольский был убит во время революционных выступлений в 1905 году, когда со своим эскадроном попытался остановить обезумевшую толпу рабочих, так и не решившись отдать приказ своим солдатам открыть огонь на поражение, заметив, что среди смутьянов находятся женщины и дети.
Софья Леопольдовна тяжело пережила гибель любимого мужа. Покинув Петербург, она с двумя маленькими дочерьми-погодками, уехала в имение, решив навсегда отдалиться от праздной столичной жизни.
Но с годами щемящая боль утраты начала отступать. Наблюдая, как растут ее девочки, и принимая их детские проблемы как свои, Софья Леопольдовна со временем стала несколько по-другому смотреть на мир. А когда заметила, что подросшие дочери вдруг заскучали в деревне и стали с возбужденным интересом расспрашивать у немногочисленных гостей о событиях в далеком Петербурге решила отказаться от затворничества и вернуться в столицу.
Сборы и сам переезд заняли целый месяц. Но графине Краснопольской эти хлопоты были приятны и волнительны. Ей казалось, что она на пороге особого события, ее прежние взгляды на уединенный образ жизни стали вдруг смешны и наивны, и дочери, наблюдая за переменой, которая на их глазах происходила с матерью, тоже с головой окунулись в деятельное и нетерпеливое ожидание отъезда.
Петербург встретил семейство Краснопольских радостным оживлением. Толпы гуляющего народа, пахнущие бензином автомобили, чистые и опрятные улицы произвели на дочерей Софьи Леопольдовны ошеломляющее впечатление; девочкам показалось, что они попали на какой-то необыкновенный праздник жизни, который не закончится никогда.