Дворник несмело, словно магнитофонная кассета таила в себе заряд, взял в руки сверток. «Большое империалистическое предприятие, — пробормотал Дворник, невольно повторяя слова Дорна. «Большое империалистическое предприятие …» — и снова вспомнил Ингрид.
Чемберлен вышел из Вестминстера раздавленным. Отвратительно настроены депутаты. Вопрос же Мандера о передаче в германскую собственность британских активов в Чехословакии — это просто удар. Когда подобная информация находит подтверждение, начинают шельмовать в печати, и кабинет с треском летит в отставку. Знать бы, кто подкинул «сенсацию» Мандеру… То ли еще будет, если узнают о плане «Зед»!
Домой ехать передумал. «На Сент-Джеймскую площадь, к Асторам», — сказал шоферу. Нэнси сейчас тоже не сладко. Но оказалось, что леди Астор сразу уехала в Кливден. Делать сорок миль по жаре не слишком улыбалось премьеру, но ведь, как говорится, одна голова хорошо, а две лучше… Была светлая голова у брата Остина — жаль, умер в прошлом году…
Бенеш! Каким сразу стал независимым… Шушниг ведь не пикнул!
… Леди Астор как ни в чем не бывало жарила в камине гренки. Но видно, неспроста развела огонь теплым вечером. Тоже мается нервным ознобом.
— Я ждала, что вы позвоните мне по телефону, — тихо сказала вместо приветствия. — Но к лучшему, что вы здесь. Я уже боюсь говорить по телефону с кем-либо о чем-то, кроме погоды. Откуда они пронюхали?
Чемберлен тяжко вздохнул и сел в вольтеровское кресло подальше от камина. Он не любил запаха жареного хлеба. Гренки «бедный рыцарь» всегда почему-то ассоциировались у него с разорением, нищетой, прочими удручающими делами, которых он боялся.
Леди Астор сказала вошедшей горничной:
— Приготовьте, пожалуйста, эг-ног для сэра Нэвиля, самый горячий, как только сможете. И не лейте туда виски — только джин, самую капельку. — Обратилась к Чемберлену: — Сейчас я приведу вас в чувство, и мы поговорим по-деловому. Вот-вот должен вернуться Вальдорф. В верховых прогулках он сбрасывает лишний вес и лишние переживания.
— Я очень надеюсь на внешнеполитический опыт вашего мужа, — прохрипел Чемберлен, принимая из рук горничной поднос с обжигающим коктейлем. Сделал три маленьких глотка — по телу разлилось блаженное успокоительное тепло. И все-таки Нэнси молодец, при всех ее причудах она всегда точно знает, когда что нужно делать.
Чемберлен засопел. Отставив еще теплый коктейль, уставился в одну точку и задумался: «До меня сюда ездили Макдональд, Саймон, Болдуин. Премьеры приезжали сюда советоваться. Главный редактор «Таймс» Джефри Доусон давно сумел внушить окружающим, как он влиятелен и неглуп. И если хозяйка тут Нэнси, то Доусон, бесспорно, идейный вождь. — Чемберлен усмехнулся. — Впрочем, Нэнси еще и хозяйка самого Доусона. «Таймс» и «Обсервер» принадлежат Астор и куплены на американские деньги Нэнси. Доусон и Нэнси как следует не знают ни Европы, ни Англии, ни Германии, но с ними приходится считаться, даже когда назначаешь министра».
— Я уже знаю о вашем плане «Зед», — неожиданно сказала леди Астор. — И считаю его преждевременным. Ну, полетите вы в Германию, ну, начнете уговаривать Гитлера решить вопрос миром… Конечно, мы хотим, чтобы они уничтожили друг друга в смертельной драке. А сейчас начнется просто порка. Сталин отделает Гитлера как школяра. Господи, уж если говорить откровенно, мне рассказывал сам Риббентроп: их танки едва-едва доковыляли до Линца. Риббентроп жаловался, что саботаж в Германии распространен даже на военных предприятиях. Вы знаете, как мне доверяет Риббентроп.
— Вы читаете мои мысли, дорогая, — вздохнул Чемберлен. — А вот Риббентропу следует помалкивать о таких вещах, коль их лидер лезет напролом.
— Вот в чем и заключается, очевидно, наш долг, — наставительно произнесла леди Астор, ее глаза сверкнули, — удержать господина Гитлера от опрометчивого шага.
— А… Добрый вечер… Любезничаете… А потом ваши отношения дебатируются в парламенте… Ха! — Лорд Астор добродушно погладил бородку. — Неплохо вас сегодня отделали в палате, друзья мои, прошу принять мои соболезнования. — Он подошел к камину, протянул руки к огню, энергично растер ладони. — И как же вы намерены вылезать из этой ямы? Как его? Мандер? Ха!
Леди Астор не понравился тон мужа, и она сказала, обиженно поджимая губы:
— Не понимаю, как ты можешь… Такая страшная, серьезная ситуация. Мы не видим выхода. С одной стороны, беспокоит сложившееся общественное мнение вокруг нашей наметившейся с Германией дружбы… Слишком многие не хотят понять. А остальные прислушиваются к Черчиллю. Это его старая доктрина: Великобритания должна подавлять любое усилившееся на континенте государство. Но почему мы должны, в таком случае, подавлять рейх, а не Советы?.. Где логика?
— Мы должны подавлять обоих, — бросил лорд Астор беспечным тоном.
— Но ведь Гитлер начнет войну завтра, и послезавтра Сталин и французы выиграют ее — вот что главное в ситуации. Разве ты не понимаешь этого?
— Я не понимаю другое — что конкретно заботит тебя? — сэр Вальдорф, и правда, смотрел на жену обескураженно.
Чемберлен попытался объяснить:
— Рано биться со Сталиным. Я даже готов сам ехать в Берлин и еще раз объяснить Гитлеру, что мы отдадим ему Судеты так, лишь бы сейчас он убрался из Аша и ушел от чешских границ — тогда и Сталин уйдет.
— А вы подумали, дорогой сэр Нэвиль, как вы будете выглядеть после возвращения из Берлина? Вас освищут в палате.
— В том-то и дело, — хмыкнул Чемберлен, опять уставился в одну точку.
«Нет, — подумал лорд Астор, — не зря родной братец считал его полным ослом».
— Надо выстрелить дуплетом, — решительно произнес лорд Астор. — И по общественному мнению, и вообще… — жестом он дополнил слова. — Бумагу надо написать так, чтобы одним было ясно, что мы возражаем против военной авантюры германской стороны, а чтобы другие считали, что мы предостерегаем Бенеша против опрометчивых ответов на провокацию. Но Гитлер при этом должен прочесть между строк, что мы спасаем его от самого себя и Красной Армии.
— Ха! — снова хмыкнул Чемберлен. — Тогда обратитесь в Германское посольство за посредничеством в приглашении доктора Геббельса. Только ему под силу подобная абракадабра.
— У нас тоже есть светлые умы, — пропела леди Астор. — Вальдорф, неси бумагу из кабинета. Во-первых, как мы это назовем?
Лорд Астор обернулся на пороге и, обратившись к дипломатическому арсеналу, почерпнутому во времена представительства в Лиге наций, уверенно сказал:
— Конечно, это должен быть демарш. Мы же возражаем… Демарш. Британского, а лучше — британского и французского правительств правительству Германии, — и перешагнул порог.
По телефону в Кливден были срочно вызваны советник премьера Хорас Вильсон и Джефри Доусон. К утру текст демарша был готов. Чемберлен, Хорас Вильсон, Доусон и супруги Астор удовлетворенно расходились от огромного письменного стола лорда Вальдорфа, за которым, пожалуй, еще никогда так плодотворно и долго не работали. Они гордились обтекаемыми формулировками — фальшивого, демагогического послания двух правительств одному диктатору.