Безнадежное дело.
С этой мыслью я вошла в кабинет Фаины. Каково же было мое изумление, когда она, увидев меня, закричала:
— Мархалева! Черти тебя дери! Опять заявилась воду в ступе толочь! Разговоры с тобой — «бочка Данаид», все в песок, все бесполезно!
Не стоит, думаю, говорить, что я остолбенела. Сокрушительным смерчем пронеслись мысли, оставив в голове пустую и бескрайнюю равнину. И в центре этой равнины вопрос: «Зачем Фаина писала анонимки?»
— Фаня, зачем ты писала анонимки? — не узнавая своего голоса, спросила я. Фаина, как водится, заржала.
— Мархалева, иди к бесам! — пробасила она, демонстративно надевая очки и утыкаясь в какой-то журнал. — У меня сегодня ночное дежурство, значит, есть возможность поработать, так что отвали.
Я обрадовалась:
— Не отвалю, будем дежурить вместе. Фаина и ухом не повела, вся ушла в журнал.
— Фаня, — спросила я, — Лора могла переспать с Германом?
— Запросто, — буркнула она, вставая из-за стола, набирая воды в чайник и попутно включая компьютер.
— А Карина?
— Запросто.
— А Нюра?
— Запросто, — Фаина вернула чайник на подставку и спросила:
— Кофе будешь?
— Буду. А ты?
— И я буду, — кивнула она.
— Нет, я о другом спрашиваю: ты могла бы переспать с Германом?
— Запросто, — машинально ответила Фаина, уставившись в монитор.
— Нет, — сказала я, — Лора спать с Германом не могла, она поклялась детьми. И ты спать с Германом не могла, его с тобой не уложить и черту. Значит, остаются или Нюра или Карина.
Фаина отвлеклась наконец от журнала и монитора, пристально на меня посмотрела и спросила:
— Мархалева, мне что, медбратьев вызывать? Или ты сама уйдешь?
— И не мечтай, Фаня, — ответила я, — не покину твоих чертогов, нигде не чувствую себя так хорошо, как в твоем дурдоме. К тому же еще и кофе не пила.
Она осуждающе покачала головой и удрученно пробасила:
— Неужели вся ночь псу под хвост? Ну, Мархалева, ну че пристала? Как банный лист к заднице. Нет мне покоя от тебя.
— Фаня, какой покой? Рушится моя личная жизнь, а вы лишили меня возможности ее наладить.
— Налаживай, кто тебе не дает? — искренне удивилась Фаина.
— Ага, только о том и мечтаете, чтобы я уехала. Сразу же отравите Алиску. Знаю, ее травишь не ты, но помоги мне найти отравительницу. Это в твоих же интересах.
Признаться, я думала, что Фаина про интересы начнет расспрашивать меня, какие, мол, ее интересы и откуда они взялись, она же озадачилась совсем другим вопросом.
— Почему ты решила, что травлю не я? — с необъяснимой обидой спросила Фаина. Я без запинки солгала:
— Потому что ты хороший человек. Фаина вдруг взорвалась. Она бухнула по столу кулаком (чашки так и подпрыгнули) и заорала:
— Мархалева, прекрати хамить! Ты мне надоела! Иди к Лоре или Карине, что я, крайняя?
И тут меня осенило. Фаня написала анонимку, а Нюрка была первая страсть, поэтому-то она и помнит радость Фаины. Еще бы не помнить, у них с Германом роман, а тут эта анонимка. Алиска лезет в петлю, Герман бросает Нюрку, естественно, рассказывая обо всех своих несчастьях. Так все просто! Почему раньше не догадалась?
Но тогда получается, что не Нюрка травит Алису. И не Лора. Остается Карина. Она, кстати, тоже знает про анонимку.
Ха! Карина! Теперь понятна ее истерика.
Я приблизилась к Фаине и зловеще прошептала:
— Не вздумай отпираться, ты писала анонимку. Герман влюбился в Нюрку, ты случайно узнала и от зависти настрочила анонимку.
— Чушь! — пробасила Фаина и радостно заржала. — Чушь!
Складывалось впечатление, что мои домыслы не просто веселят ее.
«Да она ликует! — озарило меня. — Ликует! Но почему?»
Демонстрируя презрение, я продолжила:
— Потом Герман вновь вспыхивает страстью, он опять безумно влюблен…
— В кого? — с издевательской ухмылкой перебила меня Фаина.
Я слегка растерялась:
— Возможно, в Карину…
— Чушь! Мархалева, все чушь, у тебя скудная фантазия и никакой оригинальности. Ты дура. Не завидую твоим читателям.
Легко представить, как я взбесилась. Сама-то я своим читателям всегда завидовала — у них есть я, умница и красавица. А вот у меня почти никого нет, во всяком случае тех, что у меня есть, — всегда мало. Какая-то Фаина издевается, корчит из себя…
— Да знаешь ли ты, глупая, самодовольная корова, — в ярости закричала я, — что смерть Алиски будет на твоей совести!
Фаина перекрестила меня и себя. Потом зачем-то осенила крестным знамением журнал и компьютер.
— Тьфу на тебя, Мархалева, тьфу, — пробасила она. — Нельзя говорить такое, побойся черта.
— Может, бога? — поинтересовалась я.
— И бога. Побойся бога, не шути с чертом и иди себе спать. У меня дежурство.
— И не надейся! Спать я не пойду до тех пор, пока не узнаю, кто травит Алису.
Фаина опешила:
— Почему ты об этом обязательно в моем кабинете хочешь узнать?
— Потому что от тебя начинаются все мои логические цепи. Ты писала анонимку, значит, знаешь, кто первая страсть Германа. Та страсть, из-за которой вешалась Алиса.
— Знаю, — призналась Фаина, — но тебе не скажу. О, вода кипит. Сколько тебе ложек сыпать?
— Если кофе, то одну, если сахара, то две, — ответила я и без всяких оснований заявила:
— Знаю, почему не скажешь.
— Почему? — Фаина сердито придвинула ко мне до краев наполненную чашку.
Я сделала глоток — кофе был недурен.
— Знаю, почему ты не хочешь говорить, с кем был роман у Германа.
— Знаешь, так говори.
— Я тоже не скажу, а почему, знаешь?
— Потому что ты дура, — брякнула Фаина.
Изматывающие интеллектуальные беседы с подругами Алисы наложились на позднюю ночь не самым лучшим образом.
«Чем занимаюсь? — подумала я. — Там, в Москве, Евгений спит с Юлькой, а я здесь, в Питере, выколачиваю исповедь из этой придур??чной Фаины. Вместо того, чтобы отобрать Евгения у Юльки и самой с ним спать!»