Они обнялись. Середин еще хлопнул его на прощание по плечу, скользнул взглядом по распростертому телу Рюрика и пошел к воротам. В ушкуе забрал свою сумку, коврики и двинулся прямо на лес, стараясь придерживаться западного направления.
Впрочем, особого мужества от него так и не потребовалось. Уже через час он набрел на тропинку, что вела в нужном направлении, и зашагал по ней.
Похоже, здешние крестьяне в Муром через лес всё-таки хаживали.
Ближе к вечеру Середин обнаружил даже удобную стоянку на берегу реки, с кострищем и постелью из лапника. Сделал подношение берегине и доброй лесной нежити, развел костерок, сварил кашу с салом, плотно перекусил и вытянулся на кошме, прикрывшись вынутыми из сумки плащами.
— Что-то прохладненько становится, — вслух подумал он. — Арабскими модными тряпками в такую погоду не обойдешься, нужно охабень покупать.
В воздухе что-то закружилось, зашипело на углях, потекло по донышку котелка, белым пером упало на лицо и превратилось в капельку воды.
— Вот и снег…
— Мара? — подпрыгнул на кошме ведун и сел, поджав под себя ноги. — Это ты, прекрасная богиня?
— Я, ведун, — кивнула женщина, закутанная в черную песцовую шубу, но с непокрытой головой. — Разве ты забыл? «До первой снежинки, которая упадет тебе на лицо». Снег, ведун. Сегодня первый раз на землю выпал снег. Ты выполнил свои зарок. Ты возносил свои хвалы пять раз в день, ты был старателен, хотя и несколько однообразен. Но мне всё равно нравились твои слова. Ты выполнил свой зарок, ведун, и теперь можешь спокойно испить из моей чаши напиток вечности…
Она вскинула руку, на которой возник украшенный золотом сосуд из человеческою черепа, поднесла ее к лицу Олега. Он озадаченно хмыкнул. Потом еще раз. После чего откинулся на спину и весело захохотал.
— Как с тобой тяжело, ведун, — улыбнулась в ответ Ледяная богиня. — На тебя не угодить. Ты всегда хочешь жить, когда я приношу тебе свою чашу, и требуешь смерти, когда у меня совсем другие планы.
— Я благодарен тебе, прекраснейшая из богинь, за то, что ты сделала для меня, — снова уселся Олег. — Если бы не ты, я бы больше никогда не увидел этих лесов, не вдохнул этого воздуха, не ступил на эту землю. Умереть легко. Труднее выжить несмотря ни на что. Спасибо тебе за эту жизнь, богиня. Пусть мой зарок кончился, но отныне я всё равно буду возносить тебе свои молитвы. Может, не так часто… Но по велению души.
— Прекраснейшая… — повторила Мара. — Но только из богинь? Значит, я не самая красивая?
— У смертных свои заботы, прекраснейшая. Одну из их извечных бед зовут любовью. Сердцу не прикажешь, любовь приходит сама и не спрашивает твоего мнения.
— Любовь… Иногда мне самой хочется превратиться в смертную и познать ваши страсти. Ты, ведун, хоть бы навестил ее усадьбу. Узнал, как идут дела без ее участия. Быть может, тамошним людям надобно рассказать, что случилось с хозяйкой… Приятно с тобой говорить, ведун, но долго не получается. Я должна служить людям. Все зовут и зовут, зовут и зовут…
Последние слова прозвучали уже из пустоты. Середин откинулся на кошму, покрутил головой, устраивая ее поудобнее.
«Хоть усадьбу навестить…»
* * *
К Мурому он вышел следующим вечером. Незнакомый лодочник перевез его через Оку, отказавшись от платы и указав хороший постоялый двор. К князю Олег заходить не стал — запас еду в дорогу, купил лошадь и к полудню выехал за ворота по Полоцкому тракту.
Места здесь были уже знакомые — пару раз помотаться пришлось. Олег промчался через два селения, перед третьим свернул на россохе налево, к деревеньке Колпь. До нее всего верст десять было, не более. Правда, в саму Колпь заезжать опять же не стал, а поскакал по тропинке вдоль берега местной речушки, на которой уже поблескивал первый, пока еще похожий на паутинку, тонкий ледок.
Усадьба правительницы Колпи гордо возвышалась на излучине реки, над широкой отмелью. Трехметровый земляной вал, высокий частокол с бойницами, смотровая башенка у ворот. Не крепость князя Рюрика, конечно — но орешек довольно крепкий. Ворота, несмотря на светлое время, были заперты — опасались кого хозяева, что ли? Может, уже между наследниками свара началась?
— Мир этому дому! — громко поздоровался Середин, спешившись у ворот. — Эй, караульный, есть кто в усадьбе? Воеводой у вас кто ныне? Не Лесавич часом?
Дружинник отступил, вскоре на его месте появился угрюмый бородач в островерхом шлеме.
— Эй, Лесавич! — обрадовался Олег. — Узнаешь? — Бородач тоже молча отодвинулся.
— Ква, — сплюнул ведун. — И правда, чего я тут делаю? Без людей земля мертва. Без боярыни я тут, как у телеги пятое колесо.
Он положил ладонь на луку седла, собираясь запрыгнуть на скакуна — но тут ворота приоткрылись, вышедший ратник взял его кобылу под уздцы и повел внутрь. Олег в некотором недоумении шагнул следом…
— Верея!!!
На несколько минут миг вокруг исчез — он видел только ее, обнимал, целовал заплаканные глаза, прижимал девушку к себе. Наконец, немного успокоившись, отпустил, и она привычно хлопнула его кулаком по груди:
— Зачем ты приехал, бездомный бродяга? Что, если соседи узнают? Что они подумают?
— Ты цела, единственная, неповторимая моя, — перевел дух Олег. — Теперь можно и уехать. А то всё как без сердца жил. Хожу, а как мертвый.
— Ну, выгонять гостя за порог, даже хлебом-солью не угостив, тоже грех. Сережень, на кухню сбегай, вели стол накрыть. Коня под навес отведи, ячменя насыпь, но не расседлывай. Поедет скоро гость. Лесавич, отведи гостя в горницу. Я чуть позже подойду.
Олег с воеводой поднялись на крыльцо, прошли шагов десять по совершенно темному коридору, после чего повернули в дверь, за которой открылась просторная комната с широкими, заставленными слюдой, окнами. Горница в усадьбе выглядела небогато, но опрятно. Чисто выскобленный пол, оштукатуренные стены, расписанные сказочными цветами и неведомыми зверьми — драконами, фениксами, шестипалыми львами. Вдоль помещения тянулись два укрытых подскатерниками стола.
Пропустив гостя вперед, Лесавич закрыл за ним дверь. Олег поколебался, прошел вперед, уселся за стол возле двери с противоположной стороны. Вскоре она приоткрылась, внутрь как-то крадучись скользнула Верея, одетая в простой, даже не вышитый, сарафан, села рядом.
— Был у меня талисман. В память о тебе. Но, мыслю, теперь вернуть надобно…
Она разжала кулачок, и на ладони ее блеснул серебряный крест, давным-давно освященный в Князь-Владимирском соборе. Олег склонился к ее рукам и начал целовать ладони. Боярыня погладила его по голове:
— Как же ты вырвался, милый мой?
— Рабом был, пока связанным держали, — ответил он. — Как на работу повели — охрану перебил, на ладью сел и вернулся. А ты как? Ты-то как спаслась?
— А я никуда не попадала, — сглотнула она. — Как бы князь усадьбу мою мог получить, если бы я в рабство уплыла? А ему хотелось… Он сказывал, что всё из любви ко мне сделал. К тебе ревновал. Я клялась, будто ничего не было, что его люблю. Он делал вид, будто верил. Ему ведь на мне жениться нужно было. Я ничего не могла сделать. Только уверила, что колдунов убивать нельзя. Тогда, мол, из их тел злой дух вырвется и мстить начнет. Он вроде как испугался. Вот… После того, как торки уплыли, оказалось, что колдун княжеский пропал, как и не было. Посему пришлось князю разворачиваться и домой возвертаться.