Впрочем, мнения о княжестве расходились. Разве оно не поставило преграду между Англией и Аквитанией, между английской казной и финансированием аквитанской обороны? Разве король-герцог со всеми ресурсами его короны не обеспечил бы более эффективную оборону, чем безденежный принц при поддержке бесталанного брата? Еще помнили Эдуарда III рядом с неукротимым Черным принцем. Потом видели, как больного Черного принца сменил бездарный Ланкастер. Конечно, бордосцы с надеждой встретили восшествие на престол Ричарда II. Но Англия, погруженная в кризис, была не в состоянии поддерживать жизнь того, что еще называлось английской Аквитанией, у жителей которой Великая схизма усугубила чувство изоляции.

Глава XII Горькие плоды войны

Распри принцев

Две страны, ослабленные в результате войны, несовершеннолетия королей, соперничества принцев, — вот что представляли собой после 1380 г. оба главных участника уже полувекового конфликта. Три всадника Апокалипсиса — война, голод и чума — набросились на эти страны, которые уже два или три поколения страдали из-за кризиса экономических структур, из-за несостоятельности социальных рамок, унаследованных от феодальных времен, из-за безнадежных попыток сбалансировать внешнюю торговлю и валютный рынок.

В глазах французов, для которых Столетняя война состояла из полевых сражений и правильных осад, Англия имела преимущество в этом конфликте, ведь он развивался на материке. Англичане были мало склонны делать различие между нескончаемыми боями уэльсского восстания и шотландской войны, они знали, что горят их южные порты, что топят их торговые караваны и закрывают для них фламандский рынок, незаменимый для сбыта английской шерсти. Они платили десятину, пятнадцатину, двадцатину с имущества, подушную подать с каждого человека и пошлину с каждого мешка шерсти. И все это ради Аквитании, которую им было трудно считать английской и которую они в конечном счете потеряли. Несчастья одних не были похожи на несчастья других. А вот устали те и другие одинаково.

В правительстве Ричарда II шла открытая борьба за скудные коронные доходы. Люди Черного принца считали, что имеют право контролировать сына своего бывшего господина, умершего слишком рано и не успевшего взойти на трон, но мать — и законная опекунша — юного короля стала принцессой Уэльсской только во втором браке, и ее дети от первого брака тоже полагали, что вправе воспользоваться новой удачей матери.

Первым среди недовольных был Джон Ланкастер, которому наследовал его сын Генри Дерби, будущий Генрих IV. Ланкастер испытывал традиционную горечь родственника монарха, который старше последнего, но не царствует. Такими были Карл Валуа, Карл Злой — короче говоря, те, кому чуть-чуть не повезло. В Англии предпочли обойтись без регента, но комиссия, получившая функции правительства и избранная парламентом, не видела иной политики, кроме политики Эдуарда III. Она собирала подушную подать, организовала набег на Францию, запланировала поход на Португалию. Уважение к парламенту таяло. Добрый народ городов и села быстро понял, что новые господа стоят прежних. Короче говоря, в Англии в начале царствования недовольны были все.

Карл V, наоборот, тщательно продумал, как надлежит управлять страной после его смерти. Старший из его братьев, Людовик Анжуйский, должен был стать регентом королевства, герцогам Бургундскому и Беррийскому предстояло сделаться опекунами детей — Карла VI и его младшего брата Людовика, а старые опытные советники, образовав правящий совет, получали реальную политическую власть. Но после смерти мудрого короля все произошло совсем иначе. Никого не спросив, Людовик Анжуйский взял власть в свои руки. Прочие дядья юного короля, герцоги Бургундский, Беррийский и Бурбонский — последний был дядей по матери, — вошли в Совет только затем, чтобы верней нейтрализовать влияние советников Карла V, которых они быстро оттеснили. Потом братья сговорились отправить Иоанна Беррийского в Лангедок. Но погоня за наследием неаполитанской Анжуйской династии увлекла Людовика Анжуйского в Прованс и в Италию, а герцогу Людовику Бурбону было не по плечу соперничать с сыном короля. Поэтому хозяином королевства оказался Филипп Бургундский.

Когда Карл VI достиг в 1381 г. возраста совершеннолетия согласно ордонансу отца, принцы ловко договорились делать вид, будто и не думают, чтобы это могло как-то сказаться на управлении страной. Из этой позиции извлекли выгоду даже отсутствующие в Париже: так, Франция оплатила Людовику Анжуйскому поход в Италию.

Таким образом, высшую администрацию Карла V более или менее официально отстранили от дел. Жана Ле Мерсье изгнали. Бывшего парижского прево Юга Обрио заключили в Бастилию, построенную им же, по обвинению в нарушении привилегий университета… Никто не обманывался: принцы собирались вести собственную политику, преследуя свои частные интересы. Герцогу Анжуйскому королевская казна нужна была затем, чтобы завоевать Южную Италию, а герцог Бургундский хотел прибрать к рукам Фландрию. Однако компетентные люди были редкостью, и советников, со скандалом отправленных в отставку, порой без шума возвращали на прежние должности или назначали на другие.

В подспудной борьбе за влияние, происходившей между разбогатевшими финансистами и алчными принцами, очевидным было одно: в политике нет короля. Карла VI к политике не допускали. В возрасте, когда отец уже правил расшатавшимся государством, сын бездействовал.

Кое-кто рядом с ним грыз удила. Людовик, герцог Туренский и будущий герцог Орлеанский, уже хотел найти себе место в компании принцев и получить долю от прибылей монархии.

После свадьбы короля в июле 1385 г. на политической сцену появилась еще одна воля, до времени сдерживаемая, — Изабелла (Изабо) Баварская. Опека, какой бы она ни была, мало устраивала эту умную и упрямую королеву, баварское окружение которой ставило заслон для манипуляций советников герцога Филиппа Бургундского. А ведь баварский брак был организован герцогом Бургундским, который очень хотел договориться с Виттельсбахами, правившими в Эно и Голландии, а также в Баварии. Его первой целью было облегчить захват Брабанта Бургундией. Полагая, что Изабелла будет послушной игрушкой во фламандской политике, Филипп Храбрый жестоко ошибся.

Политические взрывы

Однако распри принцев мало что значили по сравнению с волной политических взрывов, поразивших Европу в 1380-е годы, когда дети, рожденные после Черной чумы, стали взрослыми и умерли последние старики, которые еще могли вспомнить мирные времена. Эти восстания были всеобщим феноменом, они поражали как промышленные Италию и Фландрию, так и крупные торговые порты — Любек, Брюгге или Руан, как маленькие города вроде Безье или Ле-Пюи, так и столицы вроде Лондона и Парижа.

И, однако, насколько различными были эти вспышки гнева, вызванного здесь фиском, там эгоизмом зажиточного населения, в одном случае разжигавшим ярость ремесленников, в другом вызывавшим тревогу у крестьян. Англичан воодушевляла эгалитаристская мистика некоего подобия социального евангелизма, тогда как парижане восстали, ни на миг не думая о Евангелии. Одни боролись за привилегии, другие против привилегий, если только нападение на привилегию — это не притязание на привилегию, а поиск нового баланса экономических сил или политических прав — не попытка нарушить прежний баланс.