В том, чего требовали жители Артуа, не было ничего революционного. Они просто-напросто хотели, чтобы графство вошло в королевский домен. Стараясь щадить герцога Бургундского, Филипп VI колебался, отвергая идею присоединения в чистом виде: тогда надо было бы возместить герцогу ущерб. В конечном счете он избежал открытого кризиса, прибегнув к хитроумной процедуре: 2 декабря 1346 г. он взял Артуа «под свою руку». Иначе говоря, он не обирал герцога и не посягал ни на его права, ни на его владения, но взял на себя управление Артуа. Впрочем, все это объявлялось временным решением — «до тех пор, пока мы не устроим иначе».
Таким образом, это подобие захвата, сделанного с согласия герцога Бургундского и его жены, которые сознавали, в какой тупик их вовлекло небрежение предыдущих месяцев, было вынужденной мерой. С точки зрения права и морали сеньор, оставивший без защиты вассалов, не выполнял своих обязанностей. Но акт от 2 декабря 1346 г создал прецедент, о котором вскоре вспомнят Генеральные штаты: король заверил жителей Артуа, что деньги, взимаемые в Артуа, будут направляться на оборону этой области.
Мы желаем, дабы расходы и жалованье оплачивались так, как сие делалось до настоящего ордонанса, а излишек средств от рент, доходов, прибылей и жалований оного графства тратился, использовался и обращался на гарнизоны и охрану крепостей, каковые оный наш брат (герцог) имеет в оном графстве.
Прошло три недели. Герцог опомнился. В Мобюиссоне он пристал к королю. Королевская конфискация с Артуа была снята. Впрочем, страсти успели улечься. Но в следующем году, в преддверии нового и сложного наследования Артуа, Филипп VI вспомнит об этой идее.
Иоанн Добрый
Активно занимаясь этой дипломатией, Филипп Валуа выглядел не совсем уверенно. Выправил курс в следующем году после разгрома при Креси наследник королевства, вдруг выступивший заодно с деловым бюргерством, которым сам только что помыкал. Люди герцога Иоанна и жертвы чистки 1346 г. вновь появились в Совете, вошли в Счетную палату, заняли высокие посты в администрации. Иоанн завершил переговоры о дофинстве Вьеннском, которое дофин Юмбер II в 1349 г. уступил старшему сыну герцога Нормандского, внуку короля, который некогда станет Карлом V. Когда умерла вдова Эда IV, он даже взял на себя управление Бургундией.
Возможно, это была единственная реальная, и скромная, победа королевской власти в те годы, когда Филипп VI постарел — тогда в пятьдесят лет человек считался старым, а королю уже при Креси было пятьдесят три, — но когда взять власть в свои руки особо старался герцог Нормандский, ставший наконец хозяином своего герцогства и «сильным человеком» в королевстве. Когда 22 августа 1350 г. первый из Валуа умер, произошло то, на что не позволяли надеяться тридцать лет неопределенности и претензий к передаче короны: то, что Иоанн II стал королем Франции, было воспринято как нечто само собой разумеющееся.
Чистой воды курьезом считается идея, которая родилась в голове святой визионерки Бригитты Шведской, а та предложила ее Клименту VI, — об усыновлении Филиппом VI Эдуарда III. По мнению святой, это решение положило бы конец всем бедам христианского мира. В действительности, и это знали все, оно лишь умножило бы их число.
Впервые с 1328 г. королем Франции снова стал сын короля. Известно, что Эдуард III в свое время резко напомнил своему кузену Валуа, что он-то — не сын простого графа.
Иоанну II исполнился тридцать один год. Это был сложившийся, опытный человек. До сих пор он представил мало доказательств политических и военных талантов. Обладая не более чем средним интеллектом, он все-таки был образованным и даже просвещенным. Зато в нем отмечали негибкость ума и авторитаризм. Этот человек много читал, умел вести дискуссию, умел услышать аргументы другого и подумать, прежде чем сделать вывод, но был также способен к резким реакциям и к решениям, принимаемым сгоряча. Мало склонный к насилию, под влиянием гнева он становился несговорчивым. То нерешительный, то импульсивный, Иоанн II был прежде всего непостоянен.
Его назовут «добрым», потому что он жил на широкую ногу. Приобретя где-нибудь деньги, он тратил их не считая и щедро угощал друзей. Но разве его «положение» короля не предполагало этого?
Он не был фанатиком размахивания мечом и безутешным адептом некоего анахроничного рыцарства, каким его с удовольствием будут изображать, высмеивая орден Звезды и клеймя тактическую анархию в битве при Пуатье. Но этот кабинетный человек со слабым здоровьем, депрессивный и всегда испытывавший тревогу, периодически испытывал противоречивые влияния и иногда выражал нежелание быть марионеткой какой бы то ни было клики. Это был государственный деятель, но деятель неуклюжий. Королю Иоанну было трудно балансировать между знатью, с которой его связывало все воспитание и от которой отделяли все политические интересы, и советниками, в той же мере карьеристами, сколь и разумными людьми, нередко выходцами из парижского делового бюргерства, которое знать неустанно обличала.
Царствование началось со взрыва, который объяснялся атмосферой ожидания измены, в какой жил двор Филиппа VI, но драматический характер которого в достаточной мере демонстрирует импульсивность нового короля.
Вспомним о коннетабле Рауле де Бриенне, столь досадно попавшем в плен в 1346 г. под Каном во время беспорядочного бегства, очень мало походившего на оборону. Бриенн уже четыре года находился в Англии, и за это время его сторонники успели собрать деньги на выкуп. Он вернулся ко Дню всех святых 1350 г., и новый король, возвращавшийся с миропомазания, как будто встретил его с радостью. Поражение — не позор, и Бриенн, безуспешно, но с честью, выполнил свой долг. Он вновь занял свое место при дворе, причем одно из первых.
Тем больше было удивление, когда через несколько дней парижский прево Александр де Кревкёр арестовал Рауля де Бриенна прямо в Нельском дворце, в присутствии короля. Время было позднее. Арестанта заключили под стражу в одном из покоев.
Ни о каком процессе не было и речи. На следующий день Иоанн II во всеуслышанье поклялся, что не заснет, пока жив коннетабль. Ночью вызвали палача. Следующим утром, на мостовой Лувра, Бриенну отрубили голову.
Окружение короля было ошеломлено. Бароны во главе с герцогом Бурбонским присутствовали при казни (многие считали: при убийстве) одного из них и готовились к худшему. В народе, где страха было меньше, каждый выдвигал свою гипотезу в зависимости от мнения о новом короле. Одни уверяли, что коннетабль замыслил сдать англичанам, чтобы оплатить выкуп за себя целиком, свою крепость Гин. Это был сюжет измены, подкрепленный поступком Жоффруа д'Аркура. Говорили также об измене в другом смысле, и льежский хронист Жан ле Бель с удовольствием изложил то, что французы ни за что на свете не стали бы записывать: Бриенн заплатил головой за преступную любовь к французской королеве.
Другие твердили, что король просто охотно пошел навстречу амбициям своего тогдашнего фаворита Карла Испанского, чьему немедленному назначению коннетаблем никто не удивился.
Этот принц, потомок изгнанной ветви королевского дома Кастилии, родился безземельным и сделал себе состояние благодаря безупречной верности герцогу Нормандскому, с которым они играли вместе в юности. Он был хорошим рыцарем и имел красивую внешность. Он происходил от Людовика Святого. Впрочем, исключительным милостям, которыми Карл пользовался, не было никаких объяснений. Те, кто мог не стесняться в высказываниях, вообразили, что причины этого были скандальными. Итальянец Джованни Виллани говорил о «разнузданной» любви; Фруассар изобразил коннетабля рыцарем, которого король «жестоко любил».