Когда горы уже остались позади, и они втянулись в долину, Саид решил собрать на окраине еще спавшего кишлака обе группы, чтобы внести в план действий некоторые коррективы, а заодно проверить готовность каждого к бою. До рассвета, то бишь до начала массированного обстрела военного городка, оставался час. Пару недель назад они хорошо здесь порезвились, с трех точек обстреляв полк средь бела дня. Русские, судя по всему, не ожидали от них такой наглости и пока приходили в себя, минометчик Анвар сумел две мины положить прямо перед входом в штаб, который вскоре загорелся. В бинокль Саид с удовольствием наблюдал, как из объятого пламенем деревянного здания в панике вынесли знамя и забегали офицеры, толком не понимая, откуда ведется огонь. Повторить этот сценарий, только уже на рассвете, очень хотелось Саиду и его моджахедам. Такое почти маниакальное желание, видимо, усыпило бдительность, да и недооценили они русских, хорошо усвоивших преподанный им урок. Во избежание подобных вылазок мотострелки значительно усилили боевое охранение. К тому же в район расположения полка вскоре прибыл дивизионный разведбат. В его искусно устроенную засаду и попал в тот предрассветный час хитрый лис Саид.
Кинжальным огнем на поражение, как скошенные серпом колосья, легли десять моджахедов, шедших впереди. Остальные, спасаясь от верной смерти, бросились врассыпную, кто куда. Немногим посчастливилось уцелеть: разведчики — не пехота, своего шанса так просто не упустят.
Сверкович интуитивно рысью кинулся назад, в сторону, как ему казалось, спасительных гор. Но отход отрезали какие-то тени. Мозг лихорадочно соображал: «Свои, чужие?» Впрочем, что значит — «свои»? Сверкович, обезумев от страха, как тот заяц, не знал, куда бежать: к русским или от них. Невесть откуда взявшийся камень-валун точно спас от чьей-то автоматной очереди. Сквозь свист пуль, пронесшихся над головой, Сергей услышал сопровождавший их отборный русский мат и ненавистно-восторженный крик: «Получайте, гады!» Что-то невидимое больно обожгло правую руку чуть выше локтя, и липкая струйка крови уже добралась до тыльной стороны ладони. В суматохе боя, точнее сказать, методичного расстрела группы, Сверкович не сразу понял, что ранен. Ноги в панике вынесли его куда-то к дувалу, затем во двор. Заскочив туда, он сделал несколько шагов и… провалился в подземелье.
Очнулся с мыслью, что уже на том свете. Почему-то терзало сомнение: в раю он или в пекле? Если в пекле, то где же тогда черт? Правая рука напомнила о себе тупой болью, обескровленная, она плохо слушалась. Бровь была рассечена, видимо, при падении.
Приподняв голову, увидел кусочек серого неба. В феврале оно облачное, неприветливое, холодное, не то, что летом. Оглядевшись, понял, что он угодил, скорее всего, в пересохший колодец глубиной более трех метров. Самостоятельно выбраться из этой западни ему, обессиленному, да еще с раненой рукой вряд ли удастся. Но и звать неизвестно кого на помощь не решался. Да и услышит ли кто-нибудь его слабый голос из-под земли?
В нелегких раздумьях о том, что делать дальше, прошло, наверное, больше часа. Давно все стихло вокруг, и установилась странная тишина, которая настораживала еще больше. Сверкович решил зря не рисковать и дождаться сумерек, чтобы под их покровом, собравшись с последними силами, попытаться выбраться наверх. А помогут ему в этом походный нож и автомат.
Спустя некоторое время он отчетливо услышал чьи-то шаги у колодца и внутренне напрягся, интуитивно приподняв левой рукой автомат с последним снаряженным магазином.
В круглую чашу колодца заглянуло немолодое бородатое лицо с чалмой на голове и тут же резко отринуло с гортанным криком на чужом языке. «Все, это конец! Сейчас „дух“ бросит в колодец гранату и — прощай, Родина, — безнадежно подумал Сергей, но тут же встрепенулся. — Надо что-то срочно предпринять, глупо так бестолково погибать. Как говорил старшина Василенко, если есть хоть один шанс из тысячи, настоящий боец не сдается, а всячески цепляется за него». И он, с трудом вспоминая свой скудный словарный запас и коверкая заимствованные с дари и пушту слова, что было сил отозвался.
Не сразу, но Сергей дождался реакции. Чья-то невидимая рука скинула вниз плетеную веревку, и он, цепко ухватившись за край, повис на ней всем телом.
Трое крепких афганцев, один из которых оказался хозяином дома, обезоружив Сверковича, ничуть не сомневались, что перед ними русский, а не какой-то там Адам. Они уже прикидывали, что выгоднее: оставить «шурави» себе как рабсилу или перепродать. Но за раненого много «афгани» не выручишь. Перевязав рану и дав кое-что поесть, заперли связанного пленника в сарае вместе с коровой. Решили, что утром определятся, что с ним делать дальше.
Сергей проснулся с восходом солнца. Рука по-прежнему болела, правда, уже не кровоточила. Похоже, что кость не перебита, а лишь по касательной задета пулей. Повезло. Ведь в той сумасшедшей ночи запросто мог лишиться жизни. Но, видать, прав Рахмон, когда частенько произносит свое любимое «иншалах», что означает «на все воля Аллаха».
Дверь со скрипом отворилась, впустив внутрь изрядную порцию солнечного света. На пороге стоял хозяин дома и трое сурового вида бородачей с оружием. Крепко взяв Сергея под руки, они молча вывели его из сарая. О чем-то спросив хозяина, один из моджахедов сунул ему в руку несколько денежных купюр. «Купил как какую-то вещь. Интересно, за сколько афгани меня продали этим бородачам? Впрочем, какая разница, во сколько оценили твою жизнь, если она висит на волоске. Наверное, сразу не пустят в расход, иначе зачем было платить деньги. Потребуют выкуп у русских или предложат обмен на кого-то из своих? Неужели такое возможно?» От этой мысли он оживился, правда, ненадолго. Наверняка, в особом отделе уже заведено на него личное дело, в котором хранятся данные о том, что бывший рядовой Сверкович несколько месяцев находился в банде, участвовал в боевых действиях против советских войск, принял ислам. Разве этого недостаточно, чтобы привлечь его к суду военного трибунала и лишить свободы лет на десять?
От невеселых мыслей Сверковича отвлек гул приближающегося реактивного самолета. Он внезапно вынырнул из-за горной вершины со стороны Кабула и стремительно несся навстречу. «Духи» среагировали молниеносно, распластавшись на земле, уложив рядом и свой живой «товар». «Не хватало еще под авиабомбы угодить», — машинально отметил про себя Сергей. Но «сушка» пронеслась мимо в направлении Панджшерского ущелья. Видать, там срочно какому-то подразделению потребовалась огневая поддержка с воздуха. Полное господство в небе — было одним из стратегических преимуществ ограниченного контингента советских войск в Афганистане. И с этим моджахеды ничего не могли поделать.
Изрядно попетляв по Чарикарской долине, они оказались у подножия гор на окраине кишлака. Зашли в двухэтажный каменный дом: с виду нежилой, запущенный, чего не скажешь о его интерьере. Здесь и состоялась встреча Сверковича с человеком, от которого зависела дальнейшая его судьба. Когда Кариму, контролировавшему со своим отрядом баграмско-чарикарскую зону, доложили о плененном «шурави», назвавшемся мусульманским именем Адам, он решил лично побеседовать с незнакомцем. Уже первого взгляда Кариму хватило, чтобы удостовериться: перед ним стоял настоящий русский. Сохранять ему жизнь не было никакого резона. Кажется, это понял и пленник, поспешно, кое-как объяснившийся на дари. «Неужели он действительно служил в отряде одноглазого Саида? И про Ахмад Шаха правдоподобно рассказал, многие детали совпадали. Но перепроверить не помешает. А вдруг это засланный агент военной разведки русских?» — Карим от рождения был подозрительным, на слово никому не верил. Потому и велел до выяснения всех обстоятельств держать Сверковича под охраной.