В последние годы я побывал в тех местах, где служил и воевал солдатом (за исключением России и Румынии). Повсюду я сразу же все находил, поскольку в целом все осталось неизменным и выглядит точно так же, как и тогда. Хотя в Брионе не было Ратуши, зато я сразу же нашел магазин семян, точно так же как и плац в Эпани, и памятный магазин в Лизье, казино в Дювиле и дорогу из Пармы в Болонью. Пляж в Виареджио было легко найти. Теперь, во времена массового туризма, он весь покрыт зонтиками и шезлонгами. Я также легко нашел то место, где 10 февраля 1945 года переправлялся через Вислу, однако моста там уже не было. Только бетонные быки напоминали о некогда большом деревянном мосте, по которому я убегал. Я с удивлением разглядывал паром, который бесплатно переправляет автомобили через Вислу, и удивился, что поляки за прошедшие после войны 46 лет так и не построили новый мост. Казарма в Загане стоит неизменной до сих пор, из ее окон, украшенных цветами, поглядывают солдаты, а у ее ворот ждут девушки, как и тогда, в 1941–1943 годах. У входа на круговую дорожку стоит теперь Т-34, а орел со свастикой давно исчез. Хотя центр Загана изменился, но вокзал выглядит точно так же, как на моей фотографии 1943 года. Участок местности между Милецем и Дебицей, где подбили мой танк 4 августа 1944 года, я смог сразу же показать моей жене. Ряд тополей стоит до сих пор, так же как и амбар, где меня перевязывали. Только окаймляющую дорогу сейчас покрыли асфальтом.
А люди? Изменятся ли они когда-нибудь?
На этот вопрос можно ответить, взглянув на два снимка с играющими детьми у цепей ограждения Триумфальной арки в Париже. Как будто это дети одного года рождения, хотя одна фотография сделана в 1943-м, а другая — в 1993 году. В любви детей качаться на цепи за 50 лет ничего не изменилось. А из детей вырастают взрослые. Поэтому мы знаем, что не случится больше никаких войн. Но мы не знаем, когда, где и как часто они еще будут.