— Стреляй!.. Стреляй!.. — задыхаясь от слез, закричала Лариса, прижимая к себе зенитный снаряд.
Миклашевский смахнул пот, застилающий глаза, сросся с прицельной трубой. Танк, казалось, еще минута — и своими плоскими лапами железных гусениц сомнет наспех насыпанный земляной бруствер.
— Огонь! — скомандовал Миклашевский сам себе и нажал на спуск.
Он не услышал ответного танкового выстрела, только молнией плеснул в глаза огонь. Почти одновременно раздались два оглушительных взрыва. Башня немецкого танка с торчащей пушкой отлетела в сторону… И в то же мгновение танковый снаряд, ударившись перед орудием, взметнул фонтан земли, приподнял и опрокинул орудие. Оно неуклюже свалилось, вытянув ствол, чем-то похожий на хобот раненого слона. Осколки чиркнули по казеннику, Разбили прицельную трубу. Страшной силой Миклашевского оторвало от орудия и отбросило на край бруствера.
Распластавшись на теплой земле, Игорь взглядом отыскал Ларису. Она сидела перед ходом сообщения на земле со снарядом в руках. Ему хотелось вскочить и, отбросив теперь ненужный снаряд, увести ее подальше от этого клокочущего разрывами клочка земли в лес. Но Миклашевский не успел и пошевелиться, как прямо перед сжавшейся Ларисой хлестко шлепнулся снаряд. В доли секунды Игорь с ужасом увидел, как он вошел наполовину в землю, и земля подпрыгнула вверх…
3
Их осталось двое — заряжающий Тагисбаев и разведчик Александрин. Несколько минут назад погиб Антон Петрушин. За миг до своей смерти Антон успел выпустить снаряд по фашистскому танку и разворотить ему стальной борт.
Земля вздрагивала от разрывов. Бердыбек Тагисбаев, с перевязанной головой, с закопченным пороховой гарью лицом, в изорванной гимнастерке, лежал под стволом сломанной сосны и наводил ручной пулемет на бегущих к позиции немецких солдат. Гитлеровцы, прижав к животу автоматы, стреляли на ходу, и пули веером косили веточки, сбивали щепки, осыпали хвою.
— Подходи! — шептал обескровленными губами Тагисбаев, прижимаясь щекой к ложу ручного пулемета.
Слева, со стороны шоссе, на позицию надвигался танк, стремясь окончательно смять и раздавить последнюю преграду, остатки зенитной батареи. Матвей Александрин, стиснув связку гранат, притаился, в узком ровике хода сообщения, поджидая лезущий напролом фашистский танк. Тяжелый приземистый танк двигался прямо на него. Два глазка, две прорези, за которыми притаились водитель и стрелок, казалось, в упор смотрели на Александрина. Страшно ли ему было? Да, страшно. Боялся ли он смерти? Да, боялся. Не хотелось умирать. Но еще больше он боялся, чтобы танк не изменил направления, не остановился. Он не чувствовал боли в раненой левой руке, наспех перевязанной куском нижней рубахи, только задыхался в набегавших волнах горячего толового перегара, противно пахнущего гнильем.
— Иди! Иди, гад!..
И когда танк, свирепо громыхая и лязгая стальными гусеницами, выскочил на поляну перед ровиком хода сообщения, Александрин вскочил, размахнулся и с силой швырнул связку гранат. Сверкнула молния, и раздался оглушительный грохот. Взрывная волна ударила бойца, ткнула его в ровик, окатила удушливым перегаром. В гудящем раскаленном воздухе остро запахло жженым металлом и горящим толом. Рядовой с трудом открыл глаза и, как в тумане, увидел перед собой пылающий костер. В ту же минуту его охватило отчаяние от сознания своей беспомощности, от страшной мысли, что если появится другой танк, то у него уже больше нет ни одной гранаты. Опираясь на здоровую руку, Матвей приподнялся и увидел немецких солдат. Они с криками бежали к брустверу. Вдруг за его спиной застучал пулемет, и солдаты в серо-зеленых мундирах стали падать на траву. Оставшиеся в живых бросились наутек. А пулемет бил и бил длинными очередями, пока не кончился диск. Расстреляв последние патроны, Тагисбаев вскочил и перебежками добрался к Александрину.
— Живой? Целый?..
Александрина еще била дрожь, но он попытался улыбнуться почерневшими губами.
— Давай уходить!.. Уходить! — выпалил Тагисбаев.
— Только сначала надо на энпе… Может, кто жив…
Они, оглядываясь, побежали по ходу сообщения. На
НП батареи все было перепахано взрывами. Тагисбаев зацепился ногой за телефонный провод, дернул его, и тот, как оборванная веревка, легко поддался. В углублении полузасыпанный землей, неловко подвернув ногу, лежал без признаков жизни лейтенант Оврутин.
— Смотри, комбат…
— Где?
— Вот…
Александрин с ужасом увидел, что на затылке лейтенанта выхвачена часть черепа. Не верилось, что взводный мертв. Еще совсем недавно он отдавал команды, требовал, заставлял… И, конечно, верил в жизнь, в свою звезду!.. Александрин глотнул воздух. Под ногами похрустывали комья земли и осколки. Все вокруг раздолблено, перепахано снарядами, бомбами.
— Стой, стой!.. — Тагисбаев остановил Александрина и предостерегающе поднял руку. — Кто-то идет… Видишь?
Они переглянулись и тенями метнулись к ближайшему окопику. В ушах звенело и гудело. Со стороны шоссе доносился надсадный рев и лязг озверелых танков, чем-то похожих на стадо ископаемых животных…
— Показалось, — сказал Александрин, — в ушах гудит…
— Совсем не показалось!.. Видишь?..
Притаив дыхание, Александрин подался вперед, напряженно всматриваясь в ту сторону, куда указывал Тагисбаев. И тут, словно вынырнув из-под земли, показался Миклашевский. Гимнастерка измазана землей, в пятнах, разорвана на рукавах и груди, ворот распахнут, лицо темное от копоти, из левого уха по щеке струилась кровь. В правой руке он сжимал гранату.
— Лейтенант!.. Живой!..
Александрин и Тагисбаев кинулись к Игорю.
— Мотя… ты?
— Я!.. Ясно я!.. Живой!.. — Александрин, раскинув руки, шагнул навстречу.
Тагисбаев, стоявший выше всех на насыпи, отчаянно закричал:
— Немцы!!!
Матвей схватил приятеля за руку и попытался увлечь за собой.
— Надо уходить!.. Скорее…
Миклашевский отстранил товарища и, выглянув над остатками бруствера, увидел приближающихся гитлеров цев. Он несколько секунд смотрел на фашистов, как бы оценивая обстановку. Потом размахнулся и швырнул гранату. Грохнул взрыв, и тут же в ответ нервным хором ударили автоматные очереди. Александрин потянул Миклашевского, и тот больше не сопротивлялся, хотя не слышал ни взрыва, ни слов, ни автоматных очередей…
— Уходить… в лес!.. Скорей уходить!..
1
На потемневшем небе вспыхнули первые звезды. Они вспыхнули и появились желтыми светлячками все в том же вечном строгом порядке, в каком он их первый раз увидал, придя в этот мир. Кругом в небе все было знакомо. Все это он видел, только гораздо ближе к небу. Он смотрел на звезды, и связь с прошлым не обрывалась, а, наоборот, крепла и даже перекидывала мостик в будущее, хотя оно было туманным и неясным, как стелющийся над болотом вечерний белесый полог.