Да и собственных дуроломов и «мурчащих» прибавилось. Оживившийся Серж рассказывает, как в Григориополе местные ополченцы решили подшутить и засунули в бачок уборной гранату, привязав шнурок спуска воды к ее кольцу. Кто-то из их собутыльников пошел оправиться, дернул за шнурок и вылетел, выбив лбом дверь. От смерти незадачливого добровольца спасли чугунный бачок советского литья и дырявая крыша. Ударную волну и осколки бросило вверх.
Везде люди сходят с ума, состав подразделений перемешан, процветает пьянство и падает дисциплина… Разве так все начиналось? Свою прошлую осень я провел в разъездах, и было что сравнить. Кишинев и Одесса к вечеру словно вымирали. А в Тирасполе горели огни, гуляли люди по улицам. Потому что рядом с ними ходили патрули гвардейцев и милиционеров первых наборов. Крепкие духом парни, верящие в то, что их призвали защищать народ и порядок. И люди относились к ним, как к защитникам, без опаски. Туго стало бандоте. От патрулей автоматчиков не побегаешь, и уличные преступления почти перестали совершать. С рынков как ветром сдуло цыганву и кавказню. Продуктов и товаров при этом меньше не стало. Наоборот, селяне стали торговать без поборов и упали цены. Тогда в горотдел часто доставляли «бизнесменов», трусливо жавшихся на допросах, безнадежно соображавших, кому и сколько надо сунуть денег, и получавших неизменный ответ: «Или живите, как все люди, или мотайте отсюда! У вас теперь есть своя страна, вот и трудитесь на ее благо, хватит других обирать!». В этом отнюдь не было сходства с кишиневскими порядками националистов, потому что по национальному признаку никто никого не преследовал. Проблемы начали возникать лишь у спекулянтов и воров, а права жить, как честные и уважаемые люди, у кавказцев, цыган и молдаван никто и в мыслях не отнимал.
Видно, кое-кому такой поворот событий пришелся не по нутру. Неожиданно личную охрану президента Смирнова возглавил Гратов, о котором шла молва как о главе городского рэкета. Вскоре ему пожаловали чин полковника. Поначалу подумалось, что Гратов, может быть, похож на бендерского авторитета Полошу, много делавшего для защиты родного города. Но, в отличие от Полоши, гратовцев в бою никто не увидел. А теперь у президента в чести еще один полковник с сомнительной репутацией — Михаил Бергман, возглавивший республиканскую военную комендатуру. Он докладывает о выявляемых «безобразиях» поверх голов любых командиров и милицейских начальников. Кто в курсе, тот понимает, что с криминалом комендатура бороться не может по причине отсутствия необходимых для этого агентуры и кадров. Зато с гвардейцами и сотрудниками милиции она борется вполне эффективно. Заранее можно сказать, кто остался бы крайним там, на остановке, если бы Серж и Жорж вовремя не удрали. О делах окружения президента, и набирающей обороты государственно-коммерческой структуры «Шериф» стали ходить такие слухи, что, если хотя бы часть их правдива, надо признать: гвардейцы, ополченцы, милиционеры и казаки, отстоявшие республику, охранять такую власть не смогут. Если президент и правительство ПМР твердо решили продолжать в том же духе, им будут нужны уже не солдаты, а бандиты. Где ты, республика наших надежд? Что нас ждет впереди? Не хочется думать об этом. И потому не стоит валить вину за все происшествия на «заезжих». За эксцессы надо винить не только конкретных людей, но и тех, кто их без разбору набрал и не организовал. Тех, кто создал условия для того, что рядом с защитником и солдатом почти безнаказанно себя чувствует беспредельщик и вор.
В горотделе сейчас в ходу дело против гвардейца-мародера. И доводилось разбираться со случаем еще хуже. Один на скорую руку зачисленный в ТСО «защитник Приднестровья» расстрелял в поле молдавскую семью: тракториста и его жену с четырьмя детьми. И хотел сбросить трупы в Днестр. Тут на стрельбу второй тэсэошник вышел. Глаза на лоб, но сообразил, что делать. Для виду согласился помочь, а когда убийца взялся за труп, сорвал с плеча свой автомат и хрястнул его по затылку. Связал и сообщил куда надо.
Мое дежурство было, когда это сообщение пришло. Я у себя бумаги перебирал, как внутренний телефон дз-з-з… Пока трубку поднимал, по матюгальнику уже орут: «Дежурный следователь! К начальнику отдела!». Захожу. Зубин стоит за своим столом. По углам кабинета автоматчики с каменными лицами. На стуле посередине сидит мужичонка, его бьет дрожь. Рыдающий голос: «Братцы, неужто на мне креста нет, не с ним я… Такое дело страшное!» Автоматчики ходят по кабинету. Задают вместе с Зубиным вопросы. Задержанный отвечает. Я смотрю. При всей истерике непохоже, чтобы про свою шкуру у него страх. Говорит нервно, но связно и быстро. Вроде, не врет. Долой пока его, в соседнюю комнату. Начальник командует, чтобы вели второго. Вводят. Походка, как у мешка с говном. И падает на стул, как мешок. Отекшее вниз от страха лицо. Настороженные, как у дикого зверька, глазки. Скалящиеся, мелкие гнилые зубки. Животный страх и злоба во всем. На вопросы: «А? Ась»? Начальник?! Начальник!!!» В кабинете накапливается, повисает тяжестью под потолком не взорвавшийся еще гнев. Нет пока уверенности, главных доказательств. В криминалистическом отделении работают с пулями из тел и с отпечатками пальцев на оружии.
Второй задержанный вопреки известным обстоятельствам отрицает, что был на месте преступления. Темнит, не может рассказать о себе поминутно. Общее мнение вполне созрело. Открывается дверь. Старлей из ЭКО с порога кивает головой. Стреляли из его автомата. Пальцы на оружии тоже его. Старлей не успевает пройти в кабинет и передать Зубину принесенные справки, как ближайший автоматчик бьет убийцу прикладом в голову. Тот падает вместе со стулом на пол и дико, по-звериному начинает выть. По кабинету лязгают передергиваемые затворы. Зубин орет: «Пшли вон, ковер мне не марайте!» Автоматчики хватают убийцу за шкирку и тащат его из кабинета, по лестнице вниз, во внутренний двор, кончать. Выскакиваю за ними. Ребята, говорю, стойте, здесь вам не Григориополь, не надо здесь! Кто знает, как повернется? И село надо успокоить, там же куча людей, которые все доподлинно хотят знать! Поехали, говорю, как на проверку показаний, и при попытке к бегству…
Засунули эту падаль в дежурный автобус и поехали. По дороге пришлось забить ему в рот кляп, чтобы не визжал. Такая оказалась жизнелюбивая тварь, что прикладами и ботинками не удалось успокоить. Приехали в село, выгрузились, и тут понимаю, что своей инициативой попал «на всю катушку». В селе отряд самообороны, десятка три вооруженных людей, которые стремительно нас окружают. Обстановка на грани взрыва. Совсем недавно, в обстрелянной из засады машине «Скорой помощи» погибла девчонка из этого села и была ранена роженица. Село молдавское, в нем не все уверены, что стреляли националисты, а не такие, как наш багаж, уроды. Делать нечего. Говорю им, что я следователь и в ходе следствия установлено, что семью и детей убила вот эта привезенная нами сволочь. В глазах у людей вопрос: ну и что же дальше? Руки сжимают оружие, которое только что смотрело вверх, а теперь направлено на нас. Конвойные — в «белке». Тихо сзади шепчут: «Отойди, лейтенант». А я стою меж двух огней как вкопанный. Надо что-то делать, пока не поздно. Губы сами собой говорят: «В мирное время за такое преступление предусмотрена исключительная мера наказания. В военное — расстрел на месте!»