Аникеев смахнул с глаз слезы, выступившие от холода, и не спеша двинулся в расположение своего отряда.

Эпилог

Наступил день, которого Сергей Чайкин ждал, – день авиационного праздника. Рано утром он отправился в Тушино, где должны были собраться ветераны авиаспорта и парашютизма. Думал, придет раньше всех, но перед входом уже было многолюдно. Близ импровизированной трибуны играл духовой оркестр.

Чайкин с грустью подумал, что едва ли найдет кого-нибудь из близких ему людей – участников ставшего легендарным десанта на Танеевском полигоне. Кто погиб в войну, кто умер позже, от боевых ран…

Утро выдалось пасмурным, мелкий майский дождик то затухал, то усиливался, но это никак не влияло на настроение людей, которые постепенно заполняли аэродром Центрального аэроклуба имени В.П. Чкалова в Тушино.

Чайкин внимательно вглядывался в окружающих. По его глубокому убеждению, люди, имеющие дело с авиацией, с самолетами и планерами, с воздушным океаном, уж не говоря о космосе, несут на своем обличье некую неповторимую печать.

Народ стягивался к летному полю, где должен был пройти авиационный парад, а затем показательные выступления планеристов и парашютистов.

Чайкин радостно и в то же время придирчиво разглядывал новую технику, учебные самолеты, которые во времена его юности и не снились осоавиахимовцам, осваивавшим азы летного и парашютного дела. Юные курсанты демонстрировали виртуозное владение планерами и парашютами. Глядя на десант, высадившийся точно в заданном квадрате, Сергей Александрович вспомнил строки:

И в солнце, и в непогоду

Десантника зорок глаз.

Мы прыгнем на лес, на воду,

Пусть только дадут приказ!

После парада Чайкин вышел к каналу. Хотя дождь не перестал, сквозь тучи вдруг проглянуло солнце, и по воде заплясали светлые блики. «Цыганский дождь…» – вдруг выплыло из каких-то невообразимых глубин памяти. Вспомнились – городок его детства, река Разиня, еще молодой отец, с которым они вдвоем таким же, как сегодня, хмурым воскресным утром выбрались на рыбалку.

Две девушки под одним зонтиком оглянулись на пожилого полковника…

Почему-то Чайкин подумал об Андрее Балабанове. Жив ли? Несколько раз после войны Сергей пытался найти его, но Андрей словно в воду канул. Правда, в списках погибших и пропавших без вести он не числился.

К обеду дождь перестал. Повсюду выстраивались оживленные, многоголосые очереди: в кафе, за мороженым, за прохладительными напитками. Все еще поглядывая на встречных, но уже безо всякой надежды встретить кого-нибудь из боевых друзей, Чайкин встал в длинную очередь за билетами на речной трамвай.

Куда-то торопящаяся девчушка с огромным бантом в волосах нечаянно толкнула его и, бросив на ходу: «Извините, дедушка!» – помчалась дальше.

Очередь продвигалась медленно. Но, собственно, куда было торопиться? «Если ты не будешь убивать время, оно убьет тебя». Кто это сказал?

Неспешно продвигаясь к кассе, Чайкин засмотрелся на реку, в плавном течении ее было что-то завораживающее. Внезапно кто-то, подойдя сзади, закрыл ему ладонями глаза.

– Угадай! – произнес мужской голос, нарочито измененный.

Чайкин назвал наугад несколько имен.

– Нет! Опять не попал! Напрягитесь, товарищ полковник, – с каждым разом все радостнее восклицал сзади голос, и с каждым разом в груди Сергея Александровича крепла совершенно невероятная догадка.

– Андрюха! – произнес он таким радостным голосом, что на них оглянулись.

– Наконец-то угадал! – Балабанов разнял руки, и они крепко обнялись.

– Жив?!

– Как видишь.

– Где пропадал столько лет? Я потерял твой след перед самой войной. Помнишь, когда ты на два месяца уезжал в командировку на полигон?

Балабанов кивнул:

– Ты ведь тоже там побывал? Мне рассказывали о необычайно дерзкой операции, которую провел мой знакомый осоавиахимовец, руководитель десанта. Подробности были настолько фантастичны, что верилось с трудом.

– Было дело.

– Ты, брат, сорвиголова! – восхищенно произнес Андрей Николаевич. – Папки, что ты вывез, нам ох как пригодились.

– В войну?

– Не только.

– А помнишь, как на этом самом месте, в Тушино, проходили Первые всесоюзные соревнования парашютистов? Как ты прыгнул тогда, век не забуду! – воскликнул Чайкин. – А после твоя лекция о новом способе прыжка с парашютом имела у нас в школе огромный успех.

– Это сколько же прошло?

– Полвека… Да, в августе будет ровно пятьдесят лет. С ума сойти! – вздохнул Чайкин. – А помнится так, словно вчера было.

– Слушай, а как супруга? Ты познакомил меня тогда с Машей.

– Маша во время войны окончила курсы радисток и была заброшена во вражеский тыл со спецзаданием. Одним словом, Маша погибла.

– Извини, брат, не знал, – положил ему Балабанов руку на плечо.

Подошла очередь, они взяли билеты и по скрипучим сходням прошли на палубу легкого суденышка.

– После войны мне твоего батю увидеть не довелось, – сказал Балабанов, когда они сели. – Знаю, что он был одним из руководителей оборонной промышленности.

– Да, пришлось ему заниматься и парашютами, и самолетами. Вот сердце и не выдержало.

По проходу прошла мороженщица с тележкой, они взяли по эскимо.

– Да, каждый из нас воевал по-своему, – задумчиво произнес Сергей Александрович. – Мне повезло: аэроклуб дал отменную закалку, умение обращаться с оружием, летать научился и на самолете, и на планере.

– Помню твой первый опыт полета на планере, – усмехнулся Балабанов.

Судно плавно развернулось и двинулось обратно. Со встречного речного трамвая им что-то весело кричали, бросали цветы. Один букетик в целлофане упал на колени Чайкину.

…Они долго ходили по ночной Москве.

– Сережа, никак не решаюсь спросить тебя. Рукопись твоего отца сохранилась?

– Она у меня. Батя перед смертью сказал, чтобы я с тобой посоветовался, как с ней поступить. Последние его слова были: «Андрей скажет, когда придет время опубликовать рукопись».

– Думаю, такое время пришло, – сказал Балабанов.