Мотор нудно завывал, но почему-то не заводился. Раз за разом Батюк нажимал стартер и включал зажигание, пока наконец враз оживший мотор гулко и весело не затарахтел.
– Поехали!
Танк, сорвавшись с места, рванулся по посветлевшей дороге, стиснутой с обеих сторон лесом туда, где взлетали вверх и зависали ракеты, где грохотали винтовочные выстрелы и выпускали длинные очереди пулеметы и автоматы.
А здесь их осталось трое. Вместе с Закомолдиным находился пулеметчик Ляхонович и Силиков. Вот и вся группа прикрытия. На какое-то мгновение Закомолдин пожалел, что они не поехали вместе со всеми, а остались тут. Но только на какое-то мгновение. Командирская закваска, заложенная в стенах училища, взяла верх. Ориентируясь в блеклом свете зависших в небе ракет, который доходил и сюда, Закомолдин быстро нашел нужный ему поворот дороги и расположил свою группу на небольшом пригорке. Ляхонович с ручным пулеметом, у Силикова и Закомолдина немецкие автоматы и по паре гранат. У лейтенанта еще и личное оружие, пистолет.
– Наша задача, не подпустить ни одной машины к складу, – повторил Закомолдин то, что говорил не раз еще днем.
– Не пропустим, пока живы, – нарочито бодро отозвался Силиков, и по его голосу можно было догадаться, какие черные кошки скребутся у него в душе.
Потянулись тягучие минуты ожидания. Каждый смотрел вперед, на пустынную дорогу, которая ущельем уходила к шоссе, а всем существом прислушивался к тому, что делалось за спиной, на складе. Когда гулко и неожиданно близко ударил пулемет, а трассирующие пули веером взлетели над лесом, Закомолдин, а вместе с ним и бойцы, застыли в напряжении. Среди сухих щелчков выстрелов и автоматной дроби, пулеметной очереди донесся треск сломанного дерева.
– Свалили вышку! – облегченно выдохнул Ляхонович. – Наши ворвались на склад.
Грохот автоматной и пулеметной пальбы как-то сразу стих, так по мановению руки дирижера умолкает оркестр, перестали взлетать ракеты. Лишь доносились отдельные щелчки выстрелов.
– Охрану кокают! – сказал Силиков весело.
Вдруг произошло то, чего никто не предполагал. Ярчайшая вспышка гигантской молнии озарила на миг всю округу, бросая на пустую дорогу длинные резкие живые тени, и в следующее мгновение раздался такой громовой раскатистый взрыв, что, казалось, не выдержат ушные перепонки, и под ногами ходуном закачалась земля. Вслед за первым взрывом тут же снова мелькнула вспышка, и повторился еще более оглушительный взрыв, а за ним еще и еще, превращаясь в сплошной огнедышащий вулкан...
– Там... Там! – закричал Ляхонович, и его голос тонул в гудящем грохоте. – Боеприпасы!!! Склад боеприпасов!!!
У Закомолдина занемели пальцы, которыми он сжимал автомат. Не может быть! Но грохот бесконечных взрывов не оставлял никакого сомнения в том, что они просчитались... Это было так невероятно очевидным, что Закомолдину никак не хотелось в подобное верить. В его смятенном сознании возникла, застряв занозой, и никак не хотела уходить упрямая, колюче протестующая мысль, что произошло какое-то нелепое недоразумение, глупая ошибка, исправить которую уже никак не удастся. Ведь все можно было бы сотворить по-иному!
У него не хватало внутренних сил, чтобы осознать происшедшее и зло порадоваться своей удаче, тому, что им удалось вывести из строя крупный, тщательно замаскированный и строго охраняемый секретный склад взрывчатки и боеприпасов, даже не склад, а крупную перевалочную базу фронтового подчинения.
Он думал о своем промахе. Совершенно обессилев, Закомолдин привалился спиной к шершавому стволу сосны и спиной чувствовал, как дерево живо реагировало на гудящие взрывы и, в такт колебаниям земли, нервно вздрагивало всей своим существом.
Оставаться тут больше не имело никакого смысла. Закомолдин понимал, что вырваться из огня разрывов даже на танке вряд ли кому-нибудь удастся... Не было никакой надежды, что в живых останутся и бойцы, пошедшие с Неклюдовым. Кого же им теперь прикрывать?
А немцы несомненно вот-вот нагрянут. Их можно ждать с минуты на минуту. Стоит ли после всего случившегося вступать в бой, который уже не имеет смысла?
Закомолдин тронул за плечо Ляхоновича, застывшего в оцепенении, поманил Силикова и махнул рукой в сторону от дороги, в лес.
– Уходим!
Те безмолвно двинулись за командиром.
4
Шли быстро, местами, где позволяла тропа, переходили на бег. Закомолдин спешил. Делая крюк, он намеривался обойти стороной гигантский грохочущий костер, а потом углубиться в лесную чащу.
Когда на их пути попалась крохотная лесная речушка, вся заросшая колючими кустарниками и высокой травой, Закомолдин обрадовался ей. Он сам торопливо ступил на ее глинистое дно и властно приказал обоим бойцам, шагавшим по берегу:
– В речку быстро! Прячь следы!
Силиков последовал за лейтенантом. Он, бывалый пограничник, моментально понял своего командира и его приказ. Прятать следы нужно от специально тренированных псов. А немцы несомненно обшарят весь лес вокруг взорванного склада, пустят по следу собак. Встречаться с ними ему не хотелось. Об этом Силиков и крикнул оглохшему от взрывов Ляхоновичу, простому пехотинцу, далекому от подобных премудростей.
– Скорее лезь в воду! Путай след от ищеек!
Хлюпая по воде, которая порой захлестывала за голенищами сапог, неуверенно шагая по неровному дну, то твердому, то предательски вязкому, они прошли нeсколько километров. А потом, выбравшись на берег, снова совершили скоростной марш-бросок, продирались сквозь кусты, которые нежданно преграждали путь. Ветки цеплялись за одежду, хлестали по лицам.
– Скорей! Скорей! – торопил Закомолдин, спеша как можно дальше уйти от злополучного места. – Не отставать!
Звериная тропа, как нарочно, то возникала, то пропадала, и они в темноте ломились напрямую. Шли уже не один час. Спины взмокли, пот градом струился по лицам, и комарье роем носилось вокруг, безжалостно жаля в открытые места.
– Товарищ лейтенант, передых бы сделать... Хоть короткий! – тихо взмолился Ляхонович, держа на плече, как палку, свой ручной пулемет. – Все поджилки дрожат.
– Шевели ногами, втягивайся, – отозвался Закомолдин и посоветовал: – Дыши ровнее! Три шага вдох, три выдох...
– Да как тут дышать, когда воздуху не хватает... Вся грудь разрывается.
Силиков двигался молчком, но его прерывистое шумное дыхание показывало, что и он выбивался из сил. А Закомолдин боялся отдыха, боялся расхолодить себя и бойцов, потерять набранный темп. Летняя ночь коротка, а им надо как можно дальше уйти от взорванного немецкого склада, который остался далеко за спиной и все еще гулом разрывов напоминал о себе...
1
Сержант Малыхин, подтянувшись десять раз подряд на руках, доставая каждый раз остреньким подбородком до железной перекладины, спрыгнул на песок. Оглядел свое отделение, усталых от бесконечных занятий солдат, которые еще не втянулись в жесткий ритм армейской жизни, их унылые лица и, гася в себе самом возникшую к ним жалость, выкрикнул привычно и резко: