Ильерасагуа до глубокой ночи рассказывал Миллеру о своем приступе. Несчастный изобретатель ужасно боялся, что он повторится, но еще больше, что о нем узнает генерал и тогда он, Ильерасагуа, выйдет из игры. Карло успокоил его, обещав сохранить все в тайне.
Через четыре дня, когда вопрос с боеприпасами окончательно прояснился, они расстались приятелями.
Карло больше не повторял свой рискованный эксперимент с веществом из пробирки: он уже примерно представлял себе, какая доза необходима на один прием. Нужно взять один-единственный, почти незаметный для глаза кристаллик. Для того чтобы удобнее было пользоваться веществом, надо досыпать в пробирку сахару, подумал Миллер.
— Что ты собираешься делать с этим снадобьем, Карло? — спросил Ильерасагуа, с интересом наблюдая за действиями гостя.
— Советую не болтать лишнего, — многозначительно произнес немец, тщательно пряча пробирку. — Шеф, сам знаешь, не любит болтунов. Ты рецепт не потерял?
— Какой рецепт?
— Бумажку, на которую ты переписал структурные химические формулы, — пояснил Миллер.
— Листок у меня здесь, — Ильерасагуа похлопал по карману.
— Лучше отдай его мне, раз у тебя такие приступы… — приказал немец. — Возможно, через какое-то время нам понадобится еще одна порция этой штуковины. Тогда я привезу тебе эти формулы. А сейчас проводи меня до автобуса.
— Эта штуковина называется диэтил… — начал Ильерасагуа.
— Прикуси язык! — зло прервал его Миллер.
Изобретатель поправил сползающие очки.
— О своем приезде ты извести меня заранее, Карло, — попросил он, — с этим снадобьем возни много, и сырье нужно заранее раздобыть.
— Я пришлю телеграмму.
— Ты что! — замахал руками Ильерасагуа, испуганно глядя на гостя. — У нас в городе полиция всю почту проверяет.
— Телеграмма будет условная. Ну, скажем, такая… — Немец на секунду задумался, потом продолжил: — «У дяди разыгралась подагра, приготовьте лекарство». И скажу тебе напоследок одну вещь: если хоть одна живая душа узнает о снадобье, которое ты соорудил, пеняй на себя. Тогда я за твою жизнь не дам и ломаного гроша. У генерала руки длинные, сам знаешь. Да что Четопиндо, — повысил голос Карло, — я сам тебя задушу, вот этими руками!
— Никто не узнает об этом, Карло, клянусь! — испуганно ответил взъерошенный человечек.
— Смотри, если что, со дна океанского достану, — пообещал Миллер, глядя на дорогу.
Химик поджал губы:
— Что же я, враг себе?
Вдали в клубах пыли показался автобус.
— Всюду дожди, а у нас сушь, — произнес Ильерасагуа и добавил: — Не знаю, застанет ли меня на месте твоя телеграмма, Карло…
— За тобой слежка? Ты заметил «хвост»? — встревоженно схватил его за плечо немец. — Что же ты сразу мне не доложил?
— Слежки пока нет. Но ты же сам видел, как я болен, — вздохнул Ильерасагуа. — Еще парочка таких приступов — и на меня смело можно натягивать смирительную рубашку.
— А, вот ты о чем… — успокоился Миллер. — Приезжай в Санта-Риту, там мы найдем тебе отличного врача, тебя подлечат.
Через минуту угрюмый крепкий батрак с холодными глазами катил в столицу. Автобус трясся, поскрипывал на поворотах, за окнами проплывали унылые пейзажи.
С попутчиками — такими же, как он, батраками, бродячими торговцами, людьми без определенных занятий — он в разговоры не вдавался, помалкивал, глядел в окошко. Слабо всхолмленные поля сменялись лесами, изредка мелькали убогие постройки погонщиков скота, проплывали помещичьи гасиенды.
На горизонте показались далекие, словно бесплотные горы, плавающие в белесом небе. Одна из вершин курилась — это был знаменитый действующий вулкан.
Миллер перебирал в памяти события прошедших дней. Задание шефа он выполнил. А кроме того, судьба послала ему удивительный шанс. Нужно действовать решительно, чтобы этот шанс не упустить. С этой мыслью немец сошел на автобусной станции Санта-Риты.
Талызин и Вероника Николаевна встретились в коридоре в первый же день занятий, сразу после каникул.
Талызин изучал у доски объявлений новое расписание. Барановская, против обыкновения, шла налегке, поманивая пустым портфелем.
— Что дома? — спросил Талызин, когда они поздоровались. — Как Сережка, мама?
— Мама приболела, простудилась где-то в очереди. А Сергей молодцом. В остальном — никаких новостей. А ты почему не заходишь?
— Работал много. На товарной станции. А потом решил сдать последний спецпредмет досрочно.
— Приходи к нам вечерком, Сергей будет рад. Он часто о тебе спрашивает. Договорились?
— Спасибо, Ника, — обрадованно произнес Талызин.
Продолжая разговор, они отошли в сторонку, к окну.
— Как диплом? — спросила Вероника. — Много успел за каникулы?
— Грызем гранит науки. Зубы пока целы, и на том спасибо. Да что мы все о делах? — спохватился Талызин. — Слушай, какие у тебя планы на сегодняшний вечер?
— Никаких, — пожала плечами Барановская.
— Давай сходим в кино.
— С удовольствием, — согласилась Вероника. — Сто лет в кино не была!
Встретились, как договорились, у афишной тумбы, и долго выбирали, куда пойти.
— «Антоша Рыбкин»! — радостно воскликнул Иван, указав пальцем на строку в афише.
— Это же старая комедия, ей больше трех лет… Она выпущена, кажется, в сорок втором году Алмаатинской киностудией.
— Знаешь, Ника, мне почему-то очень хотелось посмотреть этот фильм, но не пришлось.
— Что ж, «Антоша» так «Антоша». Пошли, — решила Барановская.
Фойе было полупустым, несмотря на вечерний сеанс. Играл оркестр, певица исполняла «Синий платочек», явно подражая в своей манере Клавдии Шульженко.
Иван взял за руку Веронику, но она тихонько высвободила ее.
— Послала я, Ваня, еще полдюжины запросов по разным адресам, — произнесла она, невидяще глядя перед собой. — Ума не приложу, куда бы еще написать… Может, ты присоветуешь?
— Подумаем, Ника. Но сначала я должен посоветоваться с одним моим знакомым.
— Дельный человек?
— Очень.
— Только не откладывай, ладно? — попросила Вероника.
— Завтра же позвоню, — пообещал Иван.
Фильм показался Талызину привлекательным и смешным. Правда, взволнованный близостью Вероники, Иван смотрел на экран не очень внимательно.
После кино зашли в Сокольнический парк, оказавшийся по пути, долго бродили по заснеженным аллеям.