Крупные звезды, усеявшие небо, казались близкими. Они перемигивались и, казалось, перешептывались, делясь важными секретами. А земля, горы и долины, деревья, которые с рождения тянутся к небу, словно прислушивались, пытаясь проникнуть в звездные тайны. Где-то неподалеку протявкала собака и замолкла. Только летучие мыши, тихо попискивая, в одиночку и группами, с чуть слышным характерным сухим шелестом носились над землей.
Екимов остановился возле освещенных окон полуподвала офицерского общежития, которые узкими светло-желтыми прямоугольниками тянулись на уровне земли по всему периметру кирпичного здания. Кто-то пел под гитару. Майор прислушался. Песня была новой, незнакомой.
Днем ветер, ночью снегопад,
Холодные рассветы, —
А мы летим в Джелалабад,
В Джелалабаде — лето!
Там в эвкалиптовых ветвях
Большие, как сороки,
Десяток желтогрудых птах
Устраивают склоки.
Там берега реки Кунар
Травой покрыты сочной,
А над водой молочный пар
Восточной дышит ночью.
Там, как на елке в Новый год,
Пунцово-красным шаром
Еще нам незнакомый плод
Красуется задаром.
Там над ручьем стоит камыш
В три роста человечьих,
Летучая ночная мышь
Порхает в нем беспечно.
Там обезьяны из чащоб
Пугают визгом уток.
Там снайперы стреляют в лоб, —
И это кроме шуток.
Задорная песня понравилась. Раздались одобрительные восклицания, предложения «выпить за песню!»
«Что снайперы стреляют, это точно», — подумал Екимов, размышляя о том, что надо бы зайти и попросить «не затягивать мероприятие», поскольку с утра предстоят вылеты. Но тут послышался голос Паршина, который словно бы прочитал мысли майора.
— Давайте еще по одной и будем закругляться! Всем вставать рано.
Послышались возражения:
— Да ты чо, Серега!
— Не порть настроение!
— У меня еще песня есть! — громко произнес, перебивая всех, тот, кто пел. — Про нас, вертолетчиков!
— Новая? — майор по голосу узнал Александра Беляка. — Давай, выкладывай!
Послышался перебор струн. И полилась песня, тревожно-властная, близкая своей правдивостью.
Беснуются лопасти над головой,
Дрожит рукоять управленья.
Заходишь от солнца, а то, что живой,
Сверяешь с наземною тенью.
Берешь на себя. Все берешь на себя!
За все отвечаешь исходы.
Железная птица, устало трубя,
Соскальзывает с небосвода.
Пробита обшивка, разбито стекло,
Передняя стойка погнута.
Но ты приземлился, тебе повезло,
Тебе и в пехоте кому-то.
Он ранен. Тебя и послали к нему.
Ты сел под обстрелом на скалы.
Железная птица в сигнальном дыму
С гранитным слилась пьедесталом.
Погрузка закончена, двинул «шаг-газ»,
С трудом отрывая машину.
Ты в небе. Ты выжил. И ты его спас —
Бойца с безымянной вершины.
Набрал высоту, оглянулся в отсек —
Борттехник кивнул: «Все в порядке!».
Лети, вертолетчик. Живи, человек.
Счастливой, ребята, посадки!
— Какой очень красивый песня!
Майор резко повернулся. Перед ним стоял плотный афганец в светлой военной форме. Майор узнал Сайяфа Файзуни, льстивого начальника Джелалабадского аэродрома.
— Какой очень красивый песня! — повторил афганец.
— Да! Хорошая песня и правдивая, — ответил Екимов.
Около них прошёл патруль десантников спецназа, направляясь к внешнему кольцу охраны стоянок вертолетов.
Екимов удивился неожиданному появлению в столь неурочное время здесь, около офицерского общежития, начальника афганского аэропорта, который сегодня за весь день почему-то ни разу не попадался майору на глаза. Словно его и не было вовсе. Хотя обычно улыбчивый афганец постоянно вертелся неподалеку от штаба, надоедал пустыми вопросами и льстивыми восхищениями. И вдруг, вот он, словно вынырнул из-под земли. Незаметно и тихо подкрался. С какой целью? Для чего? Может быть, афганец подслушивает разговоры летчиков и выведывает военные секреты? Надо предупредить офицеров, чтобы и в своем общежитии не болтали на служебные темы. Эти тревожные мысли пронеслись в голове майора, пока он с улыбкою беседовал с Сайяфом Файзуни.
— Спокойной тебе ночи, товарищ майор, — с почтением сказал на прощанье афганец. — Аллах бережет твою жизнь!
— Спокойной ночи, — ответил Екимов.
«Загадочный человек этот начальник аэропорта, — подумал майор. — В России он ни разу не был, летному делу обучался в Египте, а русским владеет довольно сносно. Наш замполит Корниловский с ним часто якшается… Может ему виднее?»
Начальник аэропорта, отойдя на дюжину шагов, остановился. Огляделся по сторонам. Долго смотрел в спину уходящего майора. И тихо повторил слова, сказанные на прощанье Екимову. Но произнес их уже на пуштунском:
— Аллах бережет твою жизнь!..
Да, так оно и есть. Аллах проявил доброту к майору. Сайяф Файзуни сунул руку в карман брюк, вынул пистолет с коротким глушителем и осторожно поставил предохранитель на место. Спрятал оружие.
Сегодня не удалось. Отомстить за пролитую кровь своего двоюродного брата Абдуллы Аджиб-хана ему не удалось. Его убили вертолетчики майора Екимова. В сердце горит огонь праведной мести. Смерть за смерть, — таков закон предков.
А как хорошо начиналось! Выследил, подошел в темноте незаметно и бесшумно. Но стрелять не решился. Подкрался еще ближе. Чтобы без промаха попасть в черное сердце неверного. Хотел убить с первого же выстрела. Но тут из-за угла показался вооруженный русский патруль. Он и спас майору жизнь. Сайяф Файзуни не отважился стрелять.
— Какой очень красивый песня!
Сайяф Файзуни тихо выругался и подумал о том, что этим певцам хорошо бы поотрезать поганые языки и засунуть их каждому в вонючий задний проход. Когда-нибудь придет такое время!
Посмотрел на небо, усыпанное звездами, потом на горы. Снова выругался. Почему они молчат? Почему не начинают ночь мести? Кончается среда, день, который афганцам приносит удачу…
— Хватит дымить! — сказал Паршин. — Дышать нечем.
— Пора проветрить комнату! — вставил Беляк.
— Не суетитесь! Еще не все выпито, — возразил пьяным голосом Владимир Лобнев. — Кондиционер работает? Работает! Значит очистит. И полный порядок!