Прихватив со стола лук и повесив колчан через плечо, она сбежала во двор, быстро поднялась по лестнице и…
– Этого не может быть…
На склоне татарского холма стояли, выпрямившись во весь свой десятиметровый рост, два слепленных из земли человека. Их можно было бы принять за вылепленные шутки ради огромные скульптуры – хотя, как слепишь этакое чудище за тот час, пока ее не было? Однако… Однако огромные монстры не походили на мертвые изваяния. Они не стояли неподвижно – они слегка покачивали руками, поворачивали из стороны в сторону голову, поводили плечами. То есть – вели себя как самые настоящие живые существа. Как люди невероятно огромного роста… К тому же следы, ведущие из-за холма, явно указывали, как и откуда появились гиганты.
– Кажется, хана настала… – еле слышно прошептала женщина.
А за спинами монстров, едва доходящие им до колен, собирались с уже обнаженными саблями десятки татар в толстых стеганных шапках и шлемах, в халатах и кольчугах, куяках и кирасах. Это означало, что сейчас все вместе – маленькие и большие – они пойдут на штурм.
– Боже, да они же передавят нас всех, как клопов. Как червяков, как козявок. Они просто смахнут стену и войдут внутрь, хватая, кого только пожелают…
Еще это означало, что все собравшиеся в крепости за спасением девушки пойдут в татарские и турецкие гаремы, что молодые ребята окажутся рабами или гребцами на галерах, а стариков просто перебьют за ненадобностью. Что сама она окажется служанкой какого-нибудь вонючего урода, что Стефания ее станет чьей-то наложницей, и Юра и Миша – мальчиками для наслаждений, а потом тоже рабами. Варламу же, наверное, повезет – его просто сразу зарежут.
Один из монстров двинулся вперед – и Юлю словно ударило:
– Беляш, на правый край беги! – заорала она, выводя всех из ступора. – Стрелять по левой ноге! По моей команде! Ефрем, пищали готовь!
Она со всех ног кинулась на угловой бастион, отпихнула от дальней пищали Степана, тут же рявкнув:
– Пищали неси! Заряды готовь! – потом приложила приклад к плечу и качнула стволом, проверяя поворотливость: вверх-вниз, вправо-влево.
Когда-то давным-давно, когда они еще только переехали сюда и насыпали первый вал вокруг усадьбы, Варлам заказал кузнецу пять пищальных стволов. Тогда он уже знал, что жена в огненном бое разбирается неплохо, но сам не понимал ничего, и действовал по принципу – чем больше, тем лучше. В общем он был, конечно прав, но изготовленные по его заказу стволы диаметром в вершок – примерно в пять сантиметров, оказались совершенно неподъемны для любого стрелка.
Выкручиваться пришлось Юле, и она, вспомнив все достижения двадцатого века, придумала некое подобие турели: во вращающуюся на подставке чушку втыкался железный стержень, на который насаживалась пищаль. «Турель» позволяла легко поворачивать ствол в любом направлении, принимала на себя большую часть отдачи, и с нее оружие легко снималось для перезарядки. Или для замены: в усадьбе стояло уже пятнадцать пищалей, и если крепость атаковали не со всех сторон одновременно…
– Не спешить! – женщина прекрасно понимала, что на большом расстоянии картечь просто завязнет в массивной туше. Свинец должен лететь плотным, густым пучком. А потому она снова и снова кричала во все горло: – Только по моей команде! Левая нога!
Махина двигалась вяло, неповоротливо, приволакивая обе ноги – но из-за широкого шага получалось, что все равно с огромной скоростью.
«Фитиль! – внезапно обожгло Юлю. – Фитиль горит?»
Она вскинула голову, посмотрела на закрепленный в держателе витой льняной шнур, пропитанный китайским снегом. Над его кончиком вился легкий дымок – значит, огонь есть. До монстра оставалось всего полсотни метров. Она снова прильнула к прикладу, поводя кончиком ствола. Лучше всего, наверное, бить немного выше колена – чтобы на оставшейся культяпке чудовище передвигаться не смогло ни в коем случае.
Сорок метров.
Татары не успевают за кажущейся неповоротливой махиной, отстают, и расстояние все увеличивается. Кажется, они пытаются что-то кричать, но в ушах стоит абсолютная тишина. Неужели оглохла?
Тридцать.
Юля ощутила покой. Полный и абсолютный покой, который всегда овладевал ею на соревнованиях. Стоит выйти на рубеж – и исчезают мысли, страхи, звуки. Остается только цель и выработанная годами тренировок сосредоточенность.
Двадцать…
– Пора!!! – она направила ствол на левую ногу, как раз вынесенную чудищем вперед, на полметра ниже паха – и нажала на спуск.
Звука Юля тоже не услышала – просто увидела, как из того места, куда была направлена пищаль, полетели в стороны ошметки глины. Потом такие же ошметки вылетели немного выше, ниже – и нога начала подламываться.
В тот же миг в ее сознание ворвался грохот канонады и гуляющее от холма и обратно многократное эхо. Она рванула пищаль со стержня, толкнула ее назад, холопам, перехватила поданную в руки другую, насадила в положенное место…
* * *
– А-а-а!!! – вопя от боли, покатился Тирц по ковру, схватившись за ногу, попытался встать.
Там, внизу, у стены крепости голем тоже пытался подняться на четвереньки, полз вперед, опираясь на единственную ногу и обе руки.
– Ну, еще чуть-чуть… Ломай!!!
Но тут выстрелы загрохотали снова. Плотная картечь рвала в клочья руки глиняного человека, и физик чувствовал его боль всем своим телом и всей плотью.
– А-а-а!!!
Голем внизу дернулся, и последних сил стремясь выполнить приказ создателя – его голова врезалась в частокол, выворачивая его из земли, и упала на стену. Последний залп врезался чудищу в голову – но оно более все равно уже не двигалось.
Послышался радостный вой – татары полезли по монстру, превратившемуся просто в груду глины, словно по насыпанному валу, ведущему их прямо на стену, к проделанному в тыне проходу, они бежали по нему вперед, видя перед собой не ощетинившуюся копьями стену, а добычу, которая находилась за ними: боярское добро, золото и беззащитных баб.
Тяжело дыша от боли, Менги-нукер стоял на четвереньках на своем ковре, и с кривой улыбкой смотрел, как татары ломают сопротивление немногочисленных мужиков, отмахивающихся топорами на длинных ручках, и неуклюже тыкающих в опытных степных воинов рогатинами:
– Получилось…
На стене началась свалка. Первыми удар приняли одетые в тегиляи и кольчуги холопы. Именно они норовили порубить татар топорами, словно дрова. Степняки подсекали их саблями, тыкали остриями кривых клинков – но в пешем строю у них не было места для хорошего замаха, а прорубить кольчугу или хорошо простеганный проволокой и набитый конским волосом тегиляй не так-то просто. А вот падающий на голову топор не отобьешь, как легкий клинок, и пробивает топор практически все – хоть дерево, хоть железо, хоть человеческий череп. Вдобавок, из-за спин холопов в нападающих тыкали копьями и рогатинами на длинных ратовищах смерды, и каждый нападающий татарин фактически оказывался один против двух-трех врагов. В итоге первые ряды грабителей полегли на месте – но холопы тоже получили многочленные порезы и уколы от лезущих на стену врагов. По ногам потекла кровь, топоры начали стремительно тяжелеть, и поднимать их становилось все труднее и труднее, а степняки лезли с прежним азартом.