В воздухе мелькнула граната, летевшая прямо на них. Фон Доденбург совершенно ясно видел ее на фоне голубого зимнего неба. Он инстинктивно присел, и граната разорвалась где-то сзади. В воздухе просвистели осколки, и один из эсэсовцев захрипел в агонии.
Фон Доденбург навел автомат на лесные заросли и нажал на спусковой крючок. Раздалась очередь. Какой-то человек в гражданской одежде, прятавшийся за деревьями, рухнул лицом вниз. Из-за деревьев вперед выскочила женщина и попыталась поднять рухнувшего в снег мужчину. Но сразу несколько рук оттащили ее обратно. В этот момент фон Доденбург разглядел ее лицо. И все силы словно разом покинули его. Он выронил автомат, и тот свалился в снег.
Стоявший позади него Стервятник хрипло прокричал: «Огонь!», и не меньше сотни автоматов принялись поливать лес градом свинца. С деревьев посыпались ветки и кора. Один мужчина в гражданском выскочил из леса, подняв руки вверх в знак того, что сдается. Но Шварц проигнорировал сигнал о сдаче и расстрелял мужчину в упор. Тот рухнул в снег, обливаясь кровью.
В этот миг взорвался паровой котел паровоза. Стрельба из леса прекратилась. Прятавшиеся среди деревьев люди принялись спасаться бегством, унося с собой раненых.
— Прекратить стрельбу! — приказал Стервятник. Он стоял, выпрямившись в полный рост и совершенно не обращая внимания на летавшие вокруг него пули. Казалось, он находится на стрельбище во время учений в мирное время.
Стрельба наконец прекратилась. Слышны были лишь стоны раненых да капанье масла, вытекавшего из разорванных вагонных сцепок. Бойцы «Вотана» медленно поднимались, отряхивая снег. Но фон Доденбург так и остался лежать на земле, тупо уставившись на густой еловый лес перед собой, где была устроена засада. У него не было никаких сомнений в том, что среди нападавших он увидел Симону Ванненберг.
* * *
— Благодарю вас за информацию, гауптштурмфюрер, — процедил толстый гестаповец, не вынимая изо рта сигары. — Эта женщина с самого начала участвовала в движении Сопротивления. Госпиталь был идеальным местом, где она могла вести свою подрывную работу. Ведь раненые, которые лежат в госпиталях, всегда болтают с медсестрами, не так ли? Вы ведь с ней тоже несколько раз встречались и разговаривали?
— Да, пару раз, когда я лежал раненый в госпитале.
— Она пыталась выведать у вас что-то?
— Отсюда до Англии всего три часа пути. Каждый и так прекрасно понимал, для чего мы оказались здесь, — коротко бросил фон Доденбург.
— Понятно. — Гестаповец сделал какую-то пометку в своей черной записной книжке. — Понятно. — Он захлопнул ее. — Ну что ж, тогда все ясно, господин гауптштурмфюрер. Еще раз благодарю вас за содействие. Теперь, когда мы поймали большую часть этих людей, они перестанут вас тревожить и позволят вам спокойно готовиться к, скажем так, завоеванию Англии. — Он ухмыльнулся, словно слова о завоевании Англии были шуткой.
— А что будет с этой женщиной? — спросил фон Доденбург, не обращая внимания на его улыбку.
— Что будет с женщиной? — Толстый гестаповец, взявшийся уже было за ручку двери, на мгновение остановился. — Мы попросили парней из вашей дивизии «Мертвая голова» позаботиться о ней.
— Что вы имеете в виду?
— Бойцы «Мертвой головы» должны расстрелять ее, вместе с еще двумя саботажниками, в четверг в местечке Анри-Шапель под Льежем. Как вы думаете, кстати, мне удастся разжиться глоточком рома в вашей столовой? На улице так холодно, что можно запросто отморозить себе яйца.
* * *
Старуха с обвязанной платком головой выливала ведро помоев в сточную канаву. Мужчина в деревянных башмаках рубил дрова перед домом. Двое рабочих, закутав шарфами тощие шеи, притоптывали от холода ногами. Никто из них не обратил никакого внимания на одетых в черные мундиры немецких офицеров, вылезших из длинного служебного лимузина.
Они подошли к часовому, стоявшему на посту в раскрашенной белыми и красными полосами будке. На ногах солдата, чтобы защитить их от холода, были надеты огромные валенки.
— Мы прибыли по поводу шпионских дел, — коротко бросил часовому один из офицеров.
— Пройдите через ворота и поверните направо. Минуете площадь и выйдете в поле. Расстрелы начинаются сегодня в десять часов, — сказал часовой, точно оповещая о сеансах местного кинотеатра.
Офицеры молча прошли через ворота, пересекли большую грязноватую площадь и вышли на поле. Там их ждал толстый гауптштурмфюрер в форме дивизии СС «Мертвая голова». Он был довольно молод. Его широкую грудь украшала единственная награда — Крест за военную службу второй степени. Офицер пожал им руки, спрашивая, хорошо ли они доехали.
— Я полагаю, вы осведомлены о цензурных требованиях, господа, — сказал он. — О расстрелах запрещено упоминать в письмах, которые вы будете отправлять домой. О них вообще нигде нельзя упоминать в письменном виде. Мы не хотим превращать этих людей в героев. Мы также не хотим никак беспокоить жителей рейха какими-либо сообщениями о них. Это ясно?
Офицеры Ваффен-СС, каждый из которых представлял один из батальонов в составе дивизии СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер», согласно кивнули и пробормотали, что им все понятно.
— Хорошо. Тогда — вперед, — промолвил толстый капитан.
Они прошли на следующий участок поля. Он был весь истоптан ногами. Часть следов замерзла и превратилась в твердые выступы на земле. Поле окружал забор из колючей проволоки. С одной стороны пустошь круто обрывалась вниз.
В середине поля были установлены три столба. Рядом с ними, покуривая и негромко переговариваясь, дожидались приговоренных солдаты расстрельного взвода.
Фон Доденбург медленно осмотрелся, точно желая навсегда запечатлеть в памяти этот пейзаж. Местность была словно предназначена для того, чтобы производить здесь расстрелы — пустынная и голая, с невысокой чахлой травой, застывшая в ледяном молчании под серо-свинцовым небом, из которого в любой момент грозил повалить снег.
Раздался звук шагов по утоптанному снегу. Он повернулся и увидел Симону, одетую в тюремный балахон. Ее лицо было покрыто смертельной бледностью. По обе стороны от нее шагали двое юношей-фламандцев. Вид у них был совсем домашний. Им было очень страшно, и они даже не пытались сохранять хоть какое-то внешнее достоинство.
Командовавший расстрелом толстый гауптштурмфюрер распорядился привязать бельгийцев ко вкопанным в землю столбам. Бойцы расстрельного взвода проворно исполнили его приказания. Было видно, что они уже привыкли это делать и справлялись со своей задачей очень быстро и умело.
К приговоренным вышел пожилой бельгийский священник со старым молитвенником, который подрагивал в его иссохшей руке, и негромко пробормотал несколько слов молитвы.
— Они же — наемные убийцы, — мрачно произнес один из офицеров СС, стоявших рядом с фон Доденбургом. — К чему так долго возиться с ними? Их надо было застрелить прямо на месте, и все!