Это был «Филин», его нельзя было спутать ни с каким другим самолетом из-за прямоугольной рамы. Он пролетел в сторону русских позиций, сделал над ними неспешный круг, рассматривая расположение частей, потом еще один, как будто нарочно провоцируя русских на какие-либо ответные действия, и, не дождавшись ни залпов зениток, ни появления вражеских истребителей, издевательски помахал крыльями и полетел обратно в сторону Берлина.
Юрген остался на вершине холма. Он ждал продолжения, он отказывался думать, что «Филин» прилетал лишь для разведки. Летчики не обманули его ожиданий. Через четверть часа прилетели три «Штуки» и разбомбили строящиеся мосты, взломав лед на Одере. Вслед за ними появилось звено «Убийц», «Фокке-Вульфов» FW 190. Юрген держал их за истребителей, за что они и получили свое прозвище, но у этих были подвески с бомбами, которые они и сбросили на плацдарм. Земля там вздыбилась, невозможно было представить, что в наспех отрытых окопах остался кто-нибудь живой. А русские зенитки по-прежнему молчали, похоже, русские не успели подтянуть их, они слишком быстро наступали. Если дело так и дальше пойдет, то через день от русских плацдармов ничего не останется. С этой стороны им тоже не будет грозить никакой опасности. Им не ударят во фланг, а лобовой удар они выдержат, вновь подхлестнул себя Юрген.
Пора было спускаться с небес на землю. Он пошел по вырубленным в скате холма ступенькам вниз, к первой линии укреплений. Их созданием занимались жители окрестных деревень и военнопленные: первые не имели опыта, вторые — желания. Руководил ими, судя по всему, штабной офицер, знакомый с принципами устройства фортификационных сооружений по учебнику, просидевший всю войну в тылу и никогда не бывавший на передовой.
Траншеи были прорыты хаотично и бестолково, ходы сообщения к передовым постам и гнездам наблюдателей были лишь намечены и имели глубину в один штык лопаты. Недоставало бетонированных огневых точек, да и имевшиеся были неудачно расположены, их амбразуры имели узкий обзор, так что на поле будущего сражения образовалось несколько мертвых зон, не таких мертвых, каких следовало — они не простреливались пулеметами. Нужники представляли собой неглубокие выемки в траншеях, без перекрытия и дверей, это никуда не годилось.
Пришлось им самим все достраивать, перестраивать и обустраивать по-своему. Это была грязная работа. Пробившись сквозь промерзший слой почвы, они натыкались на напитавшуюся водой глину, которую нельзя было толком подхватить лопатой и которая быстро превращалась под их сапогами в жидкое желе. Они вычерпывали его, освобождая место для сочившейся со стен траншеи воды.
— Воды по щиколотку, — доложил Юргену Целлер, — а надо углублять еще сантиметров на сорок. По колено в воде стоять будем?
— Первый раз, что ли? — протянул Юрген. — Вот, помню, в Белоруссии… Там сплошные болота. Засасывают лучше француженки, по самые яйца.
— Я южнее воевал, — вставил Целлер, — там украинки были, это я тебе скажу…
— Вот в Белоруссии воевать было несподручно, — остановил его излияния Юрген, — а тут родная земля, родная глина, ласковая и податливая, как немецкая женщина. Копай, Франц, копай! — Он пошел дальше по траншее.
— Герр фельдфебель, когда смена будет? — подал голос Цойфер. — Страсть как хочется заняться стрелковой подготовкой.
— Или строевой, — встрял Граматке, — ать-два левой! Отделение! Вперед! Шагом марш в столовую!
— А зачем вам в столовую, рядовой Граматке? — сказал Юрген, окидывая его ироничным взглядом. — Вы же совсем не устали. Ишь, какой говорливый. — Он перевел взгляд на стенку траншеи. Солдаты, в общем-то, поработали неплохо. Углубились на полный профиль строго по уставу. И стенки ровные. Слишком ровные. — Граматке! Внимание! Приготовиться к контратаке! — скомандовал он.
— Мы еще и в контратаку ходить будем, — ухмыльнулся Граматке.
— Вперед марш! — крикнул Юрген.
Шутки в сторону, дошло наконец до Граматке. Он положил руки на бруствер, оттолкнулся ногами, чуть подпрыгнул. Руки скользили вниз, ноги елозили по стенке траншеи, ища опору. Граматке кулем свалился вниз.
— Понял, — сказал он, поднимаясь.
— Вперед! — скомандовал Юрген.
В конце концов Граматке удалось выбраться наверх.
— Понял, герр фельдфебель! — сказал он сквозь зубы.
— Хорошо, — сказал Юрген. — Закрепим урок, так, кажется, вы говорили в школе. В контратаку! Вперед! Цойфер! Не отставать!
После трехкратного повторения урока Юрген показал выдохшимся рядовым, как надо укрепить бруствер и какие надлежит сделать уступы снизу.
— Приступайте! — скомандовал он и, не дождавшись ответа: — Граматке! Язык проглотили?
— Есть, герр фельдфебель, — сказал тот.
— То-то же, — одобрительно кивнул головой Юрген, — ни одного лишнего слова!
Проверив ход работ внизу, он двинулся обратно на вершину холма. В который раз досадливо поморщился, глядя на вырубленные в скате ступеньки и сделанные из реек перильца. Такая лестница была уместна в каком-нибудь парке на прогулочной тропе, но никак не на боевых позициях. Прогнать бы штабного офицерика, руководившего работами, разок-другой по этой лестнице под беглым огнем, уразумел бы, что к чему, — что другого раза может и не случиться.
— Веселей работайте, парни! — крикнул Юрген солдатам второго отделения, пробивавшим ход наверх.
— Начальников развелось на нашу голову, — проворчал один из солдат, Феттер.
— Отставить разговорчики! — крикнул Юрген, впрочем, добродушно.
Этот Феттер был сапером и лейтенантом, его взвод должен был взорвать мост на Припяти на пути наступления русских войск. Осколок снаряда перебил кабель, русские танки прорвались через мост и навели шороху на отступавшие немецкие части. Феттеру, одному из немногих, удалось спастись лишь для того, чтобы угодить под трибунал «за неисполнение боевого приказа, повлекшего за собой» и все такое прочее. Юргену уже довелось повоевать рядом с ним, он был «стариком» и хорошим солдатом, он мог себе позволить ворчанье.
Юрген миновал вершину и спустился немного по обратному скату холма к блиндажу, в котором размещалось его отделение. Когда они впервые вошли в него, то ужаснулись. Вниз вели обваливавшиеся земляные ступеньки, проход был настолько низким, что даже Юргену приходилось нагибать голову, а вот потолок был подозрительно высок, строители явно сэкономили на перекрытиях. Электрического освещения и печки не было в помине, внутри было темно, сыро и холодно. Из мебели — только стол, пара лавок и десяток шатких лежаков, стоявших один на другом. Наваленная в углу большая куча соломы лишь подчеркивала первое впечатление — это был хлев, тесный грязный хлев.
Они привели его в порядок, сделали максимально удобным для проживания. На фронте редко кто подолгу задерживался на одном месте, а штрафники и подавно. Их в любой момент могли поднять посреди ночи по тревоге и перебросить на новую позицию. В первые месяцы службы Юрген не понимал, зачем тратить силы на обустройство казарм и блиндажей: есть крыша над головой — и ладно, положил мешок под голову, завернулся в одеяло — и спи. Все остальное — от лукавого, от обычного самодурства командиров.