— Вот, черт! — Красавчик ударил по тормозам. — Ну и страшилище!
Они выглянули из бронетранспортера. Перед ними была небольшая площадь. Она была оцеплена солдатами в немецкой форме без каких-либо бело-красных опознавательных знаков. Посередине площади на гусеничном шасси и бронированном лафете смотрела в небо труба диаметром не менее метра и длиной в три человеческих роста. Это было нетрудно определить, потому что вокруг суетилось с десяток артиллеристов. Они казались пигмеями.
— Малыш «Циу», — сказал рядовой Целлер.
— Ты с ним знаком? — спросил Красавчик.
— А то! Заткните уши! Малыш сейчас пукнет!
Они не замедлили последовать этому совету. Артиллеристы порскнули в разные стороны. Цепь пехоты подалась назад. Из трубы вырвалось что-то большое и черное, полетело тяжело и медленно вперед и вверх, но невысоко и недалеко, зависло на мгновение в небе и ухнуло вниз. Юрген почувствовал, как ему сначала ударило по барабанным перепонкам, а потом по ногам, когда бронетранспортер подпрыгнул как пушинка от далекого разрыва.
— Славный малыш, — сказал Красавчик. — А ползунки-то у него от «тигра».
— 126 тонн, иначе нельзя, — небрежно сказал Целлер.
— Продолжайте, — приказал Фрике. Он никогда прежде не видел такой установки.
Целлер расцвел. Наконец-то он был в центре внимания. Наконец-то его знания и опыт пригодились. У него уже начал развиваться комплекс неполноценности, потому что в батальоне он считался экспертом всего лишь по потере мелкого военного имущества. Какие-то желторотые новобранцы глубокомысленно рассуждали о злонамеренном подрыве боеспособности части, о подготовке к совершению государственной измены, о саботаже и диверсиях, об изнасилованиях, в конце концов, а он, боевой офицер, отвоевавший три года на Восточном фронте, не смел вставить ни слова!
— Перед вами самоходная мортира калибра 600 миллиметров образца 1940 года, способная выпускать снаряды весом до четырех тонн на расстояние до четырех километров, — так несколько скованно и официально начал он свой рассказ. — Всего было выпущено шесть таких установок и им по традиции были присвоены личные имена: Адам, Ева, Один, Тор, Локи и вот — Циу.
— Их где-нибудь использовали в боевых условиях? — подхлестнул рассказчика Фрике.
— Конечно. Едва ли не с первого дня войны на Восточном фронте. Из них бомбардировали хорошо известную нам Брестскую крепость.
— Видели мы там одну огромную воронку, — сказал Юрген, — нам объяснили, что это воронка от полуторатонной авиабомбы.
— Нет, это скорее всего малыш «Адам» постарался. Он сделал целых шестнадцать выстрелов. А «Еву» заклинило при первом же, — хихикнул Целлер.
— С баб чего брать? — сказал Красавчик. — У них вечно заклинивает в самый неподходящий момент.
— Лично я наблюдал действие «Тора» и «Одина» под Львовом. Точнее, одного «Тора», он сделал четыре выстрела. А «Один» потерял гусеницу, ему было не до стрельбы.
— Мало того, что одноглазый, [20] так еще и хромой, — заметил Красавчик, ему лишь бы побалагурить.
— Его подковали и отправили вместе с Тором под Севастополь, там они хорошо поработали.
— Ну это когда было! — сказал Фрике. — А после этого?
— Я не слышал, — упавшим голосом сказал Целлер.
— Я тоже, — подбодрил его Фрике. — Значит, ничего больше и не было. Хюбшман! Трогайтесь! Мы не будем ждать здесь следующего выстрела. Фельдфебель Грауэр! Следите за маршрутом по карте!
Грауэр и так поминутно сверялся с планом города, на котором нетвердой рукой кого-то из заместителей Каминского была проведена извилистая карандашная линия. Один раз эта линия вывела их прямиком на засаду повстанцев. Они рассеяли их пулеметным огнем. Это была мелочь, о которой не стоило говорить.
Еще они увидели воочию результат деятельности малыша «Циу». Это ни с чем нельзя было спутать. Снаряд пошел в крышу дома и прошиб все этажи до подвала, где и разорвался. Они немного поспорили, сколько этажей было в доме, четыре или пять, потому что от них ничего не осталось. Соседние дома, стоявшие в блоке, тоже завалились внутрь, следующие пошли трещинами. Около них суетились какие-то люди, пытавшиеся вытащить наружу хоть какой-нибудь скарб. Этим людям было не до проезжавших мимо немцев. Они тоже не стали обращать на них внимание.
* * *
Штаб Дирлевангена также располагался в госпитале.
— У них, в СС, это наверное в уставе записано, — сварливо заметил Фрике, окидывая взглядом здание госпиталя. — Святой Станислав, — прочитал он надпись над входом, — он не помог полякам.
Записано или не записано, но выбор именно госпиталей был вполне обоснован. Так рассудил Юрген. Они всегда несколько отставали от окружающих домов, что облегчало организацию обороны. Он в последнее время так привык обороняться, что думал в первую очередь об этом. Широкие коридоры, большие комнаты, туалеты, душевые, опять же кровати — все это легко превращалось в казарму. И медпункт с персоналом под рукой, это никогда не бывает лишним. Вероятно, надо было еще обдумать то, куда девать больных, лежавших до этого в госпитале. Юргену просто не хватило на это времени.
Навстречу ему, широко раскинув руки, шагал Штейнхауэр. Они обнялись как старые друзья.
— Привет портовым!
Это был Эрвин. Они похлопали друг друга по плечам.
— Штрафник штрафника видит издалека! — донесся возглас Брейтгаупта.
Его земляк-тюрингец только мычал от радости.
«Gleiche Brüder, gleiche Kappen»
Это сказал Брейтгаупт.
Юрген представил друзей подошедшему подполковнику Фрике. Тот пожал им руки. Да, они были эсэсовцы и браконьеры, но, черт подери, это были первые немцы, которых они встретили за день.
— Пойдемте к Стар… — Штейнхауэр запнулся. — Извините. К командиру бригады СС-штандартенфюреру Дирлевангеру! Он будет рад вас приветствовать. Я так думаю, — добавил он. — Вы первое подразделение вермахта, которое прибыло к нам за все последние дни. — Штейнхауэр наклонился к Юргену и тихо сказал: — Это мы все время заходили в гости к вермахту. Прорвав предварительно кольцо поляков. Они тут все в первый же день обложили.
Они шли по лестницам и коридорам, с наслаждением вслушиваясь в звучавшую со всех сторон немецкую речь. Вдруг Юрген услышал какие-то странные крики. Он не смог бы воспроизвести их при всем желании — у него гортань была устроена не так. Крики шли снаружи. Он подошел к окну. Здесь тоже было подобие внутреннего двора — пространство между двумя крыльями здания госпиталя. Через него тянулась длинная вереница людей, преимущественно мужчин. Они стояли на коленях со связанными за спиной руками. Бело-красные повязки на их рукавах образовывали ровную линию, как след от накапавшего с ложки малинового варенья на льняной скатерти. Мимо шеренги двигались фигуры в форме вермахта. Их лица были темными на фоне серых кителей. В руках у них блестели длинные кинжалы. То один, то другой из них подходил к стоявшему на коленях, хватал его левой рукой за волосы, закидывал голову назад, резким движением перерезал горло и отпихивал тело от себя. При этом все они издавали те самые гортанные крики, привлекшие внимание Юргена.