Казалось, Геринг не слышал его.
— Жертвы, которые несут храбрые пилоты и экипажи самолетов люфтваффе, навсегда войдут в историю немецких Вооруженных сил, — провозгласил он, и его глаза наполнились слезами. — Они ежедневно и ежечасно жертвуют своими собственными жизнями, чтобы только помочь другим. — Геринг промокнул глаза огромным шелковым платком.
— Но, господин рейхсмаршал… — попробовал было опять Цандер. Однако стоявший рядом с ним адъютант Геринга отрицательно покачал головой и прошептал:
— Бесполезно… Он уже принял решение.
Цандер мрачно отдал честь рейхсмаршалу и вышел. Геринг даже не заметил этого. Он так и остался сидеть в кресле, бормоча что-то о своих бравых ребятах-летчиках, о том, что они начиная с 1939 года сражаются одновременно на трех фронтах с тремя наиболее мощными в авиационном отношении державами мира и вынуждены при этом летать на устаревших самолетах и испытывать нехватку горючего. Но разве фюреру есть до этого дело? Конечно же нет. Он только и делает, что ругает люфтваффе за то, что те не в силах в достаточной степени снабжать всем необходимым войска, запертые в Сталинградском котле…
Прислушиваясь к похожему на бред бормотанию рейхсмаршала, его адъютант вновь подумал, а не стоит ли ему подать заявление об отправке добровольцем на фронт. Все это было чересчур для нормального человека — как можно было выдержать все это ежедневное употребление наркотиков, подкрашивание губ, которым занимался Геринг, все бесконечные часы, бесплодно проведенные в этом громоздком мраморном мавзолее возле усыпальницы женщины, которая умерла уже целых десять лет тому назад?
Внезапно Геринг прекратил бормотать. Он посмотрел адъютанту прямо в глаза. Лицо толстяка внезапно ожило, став хитрым и умным.
— Ну как, фон Бюлов, сумели мы проводить его так, как надо, а?
— Да… да, господин рейхсмаршал, — заикаясь, пробормотал адъютант. Внезапное преображение Геринга застало его совершенно врасплох.
Геринг криво подмигнул адъютанту:
— Пусть этот чертов Гиммлер, со всеми своими бредовыми расовыми идеями, сам выбирается из этого дерьма. Посмотрим, что скажет фюрер, когда убедится, что у Гиммлера опять ничего не получилось. И тогда наш вождь поймет, что у него есть только один по-настоящему верный ему человек, на которого он может опереться, — Геринг. — Рейхсмаршал ткнул унизанными перстнями пальцами в свою широкую жирную грудь: — Тогда фюреру станет ясно видно, на кого он может в действительности положиться!
«Да, — подумал адъютант Геринга, — выходит, что лидеры нашей нации сражаются не только против врага, но и друг с другом. И теперь какое-то безвестное подразделение СС должно было пострадать из-за этого. Безумие, да и только!»
Русский штурмовик летел на высоте леса. Он направлялся прямо на колонну «Вотана», рыская из стороны в сторону. Отблески неяркого зимнего солнца скользили по его вытянутому фюзеляжу. Этот единственный штурмовик застал эсэсовцев совершенно врасплох. Ведь до этого они проглядели все глаза, отыскивая на небе следы высоко летящих бомбардировщиков, которые должны были обрушить на них груз бомб. А этот штурмовик пролетел над степью на высоте не больше двадцати метров.
Развернув пулеметы, танкисты «Вотана» послали навстречу самолету яростные очереди трассирующих пуль. Но было слишком поздно. Штурмовик уже успел открыть огонь по «Тиграм» из своих скорострельных авиационных пушек. Ехавший в головном танке Стервятник пронзительно вскрикнул, когда в плечо ему вонзился осколок 20-миллиметрового авиационного снаряда. Согнувшись от боли, он распластался на башне. Находившийся рядом с ним Крадущийся Иисусик истерически расплакался, словно до смерти испуганная женщина.
Русский штурмовик принялся разворачиваться над заснеженной степью, чтобы вновь зайти на ударную позицию. К колонне «Вотана» быстро приближалась еще одна группу русских штурмовиков. Они летели так низко, что от бешеного вращения их пропеллеров по степи проносилась поземка. Дистанция между самолетами не превышала 20-30 метров. Как и первый штурмовик, они то и дело рыскали из стороны в сторону и маневрировали, стремясь избежать пулеметного огня немецких «Тигров».
Одна из пулеметных очередей немецкого танка сумела поразить русский штурмовик. Из двигателя вырвалась тугая струя масла, залив стекло кабины. Пилот теперь ничего не видел. Он отчаянно пытался выправить машину, но не успел этого сделать, и его штурмовик с грохотом врезался в землю. Перевернувшись несколько раз, он наконец застыл, превратившись в безобразно искореженную груду металла. Но другие русские штурмовики были уже совсем близко. Еще несколько мгновений — и они откроют прицельный огонь по колонне эсэсовцев.
Фон Доденбург в отчаянии застонал. Все, теперь для них исчезла всякая надежда. У них не осталось никакого шанса выжить. И вдруг, совершенно неожиданно, с неба повалил густой снег. Внезапно видимость снизилась почти до нуля. А снег все сыпал и сыпал, точно не мог остановиться. Русские самолеты вдруг исчезли за плотной пеленой метели. Бойцы «Вотана» разразились хриплыми криками радости. В течение нескольких минут эсэсовцы еще слышали рев самолетных двигателей, пока штурмовики летали над ними, тщетно пытаясь обнаружить хоть какой-то просвет в снежной пелене, скрывавшей от них противника. Но затем все стихло. И немцы осознали, что теперь — по крайней мере, хоть на какое-то время — они могут почувствовать себя в безопасности.
Когда самолеты улетели, фон Доденбург смог наконец вздохнуть с облегчением. В этот момент из снежной пелены вынырнули фигуры Шульце и Матца. Один из эсэсовцев, стороживших фон Доденбурга, вскинул было свой автомат на Шульце, но небритый гигант яростно заревел:
— Убери-ка свою пукалку, сынок, а не то я засуну ее тебе так глубоко в задницу, что у тебя глаза вылезут из орбит!
Эта страшная угроза немедленно подействовала. Охранник опустил «шмайссер».
Шульце повернулся к фон Доденбургу.
— Господин штурмбаннфюрер, — крикнул он, перекрывая вой и свист ветра, — это — наш шанс. Давайте унесем отсюда ноги. Если нам повезет, мы еще до наступления ночи сможем выйти к своим.
Фон Доденбург закусил губу. Он знал, что если останется здесь с «Вотаном», то Стервятник и Крадущийся Иисусик без всяких колебаний передадут его в руки военного трибунала. Но взять и убежать просто так… он никак не мог решиться на это.
— Давайте не будем терять время, господин штурмбаннфюрер! — закричал Шульце. Плотные хлопья снега облепили всю его массивную фигуру. — Вас ждет целый «броник» преданных вам бойцов. Мы не дадим вам пропасть.
— Я знаю, знаю, — пробормотал фон Доденбург. На его лице застыла нерешительность. — Но…
— Фон Доденбург! — услышал он вдруг истерический голос. — Вы должны взять на себя командование батальоном. Ради бога, возьмите на себя командование, пока еще есть время… пожалуйста!
Фон Доденбург резко обернулся. Сидевший рядом с ним миниатюрный лейтенант вермахта удивленно воскликнул: