До наступления темноты мы еще успели сориентироваться на местности и установить связь с другими дозорами, далеко отстоящими друг от друга.
Ночь сначала была ясной. Когда совсем стемнело, до нас снова донеслись звуки боя из-за гряды холмов, четко выступавших на фоне светлого ночного неба.
Первый боевой дозор в нашей жизни во время войны, ответственная боевая задача. Пулемет, словно хищный зверь, выжидающе замер в траве, угрожающе вытянув ствол сквозь ветви в сторону противника.
Приказ требовал от нас обеспечивать охрану участка, задерживать лиц, появляющихся вблизи него в ночное время, и охранять их до передачи вышестоящей инстанции. По лицам, не останавливающимся после троекратной команды «Стой!», открывать огонь.
У меня была третья смена дозора у пулемета, то есть с 22 до 24 часов ночи и с 4 до 6 утра. Был еще ранний вечер, и мы все вместе сидели у пулеметного гнезда, обсуждая всевозможные случаи. От огневой точки до палаток за нами мы проложили простейшую сигнализацию: дежурный по отделению привязывал к руке бечевку, которая вела от палатки к пулеметной позиции. Если возникала обстановка, когда он был необходим, то часовой дергал за веревку и вызывал дежурного к себе. После проверки нас попросили не слишком сильно за нее тянуть, так как руку, которой наш полководец пытался взяться за снятые сапоги, с огромной силой тянуло из палатки, и он вынужден был выскакивать к пулемету в одних носках.
После того как ничего особенного больше не произошло, мы отправились в палатки, оставив у пулемета первую смену — 1 — го и 2-го стрелка. В ту ночь было уже по-осеннему свежо, и ясное небо к утру обещало хрустальный налет на лугах перед нами.
Два часа моей смены были неспокойны. С другой стороны холма в абсолютной тишине ветер доносил ясно различимые крики команд.
Братцы, очевидно, прикончили последний маркитантский шнапс и расстреляли все боеприпасы. Осветительные ракеты в огромных количествах взлетали в ночное небо. Был ли кто-нибудь готов к внезапной вылазке противника той ночью?
Мне стало ясно, что до сих пор, если не считать ночных маршей, у нас не было ночных занятий. «Войну» все время разыгрывали днем.
Когда меня потом подняли на второе дежурство у пулемета, сменяемые мне рассказали, что слышали отчетливый, но не приближавшийся шум из леса слева от нас. Этого еще не хватало в морозную ночь! Вместо отсутствовавших у нас шинелей мы навешивали на себя полевые одеяла, но это нас не грело, потому что в палатке, лежа на одном одеяле и укрываясь другим, мы уже достаточно продрогли.
Справа от меня у пулемета лежал на месте второго номера, подающего пулеметную ленту, тиролец Руди. Я предусмотрительно вставил ленту в приемник, чтобы сразу же быть готовым к открытию огня. Два раза я дернул рукоятку затвора, первый патрон зашел в патронник.
Светящееся ночное небо побледнело. В низинах на лугах перед нами теперь стоял густой туман. Хорошо различавшаяся до этого цепь холмов на горизонте, позволявшая видеть на своем фоне очертания каждого чужеродного тела, полностью пропала. Было что-то призрачное в этих ночных бесшумных волнах тумана. Ветки с громким треском отламывались от деревьев и вызывали подозрение, что на них ступил чужой сапог. Густая листва осыпалась с деревьев с таким звуком, который днем слышался тихим шелестом, а теперь вызывал тревогу. Лиса проскользнула сквозь подлесок, и мы затаили дыхание.
Но что нам известно? Действительно ли это безобидно осыпающиеся с деревьев сучья и листва, и только ли это лиса? Наша задача — нести службу в дозоре и защищать наших товарищей от внезапного нападения. До деревни внизу всего несколько минут ходьбы.
Если наши коллеги с той стороны что-то подготовили, то мы в дозоре это должны заметить, чтобы предупредить товарищей, и те успеют принять меры.
Иногда в пелене тумана мне виделись образы, по очертаниям которых было невозможно определить, что это такое. Казалось, что я слышу шаги. Шаги ли это? То ли они подкрадываются к нам, то ли готовятся, то ли мне кажется.
Ехе, третий номер, занявший тем временем место слева, толкнул локтем меня в бок и уставился в темноту. Там, справа! Боже мой! Они уже у опушки леса! Руди изо всех сил дернул сигнальную бечевку. В палатке за нами испуганно вскрикнул выдернутый из глубокого сна командир отделения. Подкравшиеся к нам на расстояние броска ручной гранаты едва различимые тени затаились, услышав устроенный нами шум.
Вдруг Руди вытянул вперед руку, указывая направление. Черт возьми! Значит, я не ошибался, когда мне показалось, что слышались шаги. Как раз перед нами на светлом фоне тумана проступили ясно различимые пригнувшиеся тела.
Я должен действовать. И быстро! Уже в следующую секунду брошенные ручные гранаты могут вымести нас из лощинки и палаток.
— Стой! Кто идет? — крикнул я в ночную темень, и, не делая паузы:
— Пароль?
Ответа не последовало. Тихое ожидание. Нападение на пост.
— Огонь!
И тут сразу ожили темные облака тумана перед нами. Но в готовые уже броситься вперед тела ударила моя смертоносная очередь из затрясшегося оружия. Огонь из ствола ослепил меня, трасса пуль, рассыпая искры, била в землю или уходила за горизонт. Я провел дугу вправо до лесной опушки, здесь они сидят ближе всего! А потом назад до левого края луга. В перерывах очереди ее грохот возвращался к нам эхом.
Лента кончилась. Дрожащими руками Руди протянул мне заправочный конец новой ленты. Раз, два — щелкнула рукоятка затвора — все так, как повторялось на занятиях днем и ночью уже тысячу раз. Патрон уже в патроннике, готовый к стрельбе.
Я был крайне возбужден и напряженно всматривался в темноту в готовности снова открыть огонь. Энергичный выкрик командира отделения «Стой!» означал прекратить огонь.
Перед нами послышался удар, затем стало ужасно тихо, только наверху, у края луга через равные промежутки времени слышались вопли.
Прежде чем мы успели поднять роту по тревоге, в палатке зазвонил телефон. Наш командир отделения доложил о происшествии и попросил в связи с невыясненной обстановкой прислать разведывательный дозор. Через некоторое время он появился со стороны долины. После того как его командир настоятельно попросил меня не стрелять его солдатам в спину, они осторожно вели разведку в кромешной тьме.
Когда рассвело, дозор вернулся. Результат был настолько удивительный, насколько и удручающий: по всему лугу лежали убитые и раненые косули.
Два профессиональных охотника из нашей роты Майер и Унгар получили задание выследить, возможно, ушедших раненых животных и прикончить их.
Вышестоящему начальству о происшествии так и не доложили, зато батальон получил к столу дополнение в виде красной дичи, которая удачно заменила вошедшую в моду селедку. Однако я ел эту дичь не без раскаяния.
Меня вызвали на рапорт и я получил ужасный разнос. Я должен был троекратно окликнуть: «Стой! Пароль!», тогда бы у дичи была возможность убежать. Но, принимая во внимание сложную обстановку, кроме этого выговора, других взысканий за свои ошибочные действия я не получил.