Хивинские походы русской армии | Страница: 110

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Итак, злополучного хивинского хана отстояли два министра — Горчаков и Милютин, предоставив Иванову только наказывать туркменов…

Мы видели уже, что Иванов не преминул воспользоваться этим разрешением и положительно без всякого основательного повода произвел набег в январе 1875 года «на ту сторону», не встретив ни малейшего сопротивления. Туркмены, очевидно, сознали, что бороться с русскими им не под силу, и присмирели. А после поражения текинцев Скобелевым и в особенности после присоединения Мерва степные разбои вовсе прекратились. О текинцах у нас стали заботиться с 1875 г., когда они, вместо 4-х ханов и одного ишана, избрали одного главного Нурверди. Разграбление текинцами иомудов и нескольких караванов, шедших к Каспию, дало мысль двум начальникам передовых отрядов — Иванову и Ломакину — вмешаться в дела текинцев. Кавказское начальство задумало уже ахал-текинскую экспедицию и принимало меры, чтобы устранить вмешательство туркестанских властей…

Военный министр на представления Кауфманом соображений Иванова о необходимости вмешательства во внутренние дела текинцев заметил, что мелкие грабежи не представляют чего-либо исключительного и что «нам нет никакой надобности принимать на себя роль полицмейстеров среди соседнего нам кочевого населения, что могло бы повести к нескончаемым столкновениям, которые в настоящее время правительство желает избегнуть».

В награду за свои заботы о Хиве Иванов был произведен 4 апреля 1876 г. в генералы, но в мае получил запрещение сноситься с текинцами даже через хивинского хана…

Зато, когда кавказское начальство затеяло «с ученой целью» новую рекогносцировку от Красноводска, чрез Сарыкамыш, для нивелировки старого русла Аму-Дарьи и расследования возможности повернуть Аму-Дарью в Каспийское море, Кауфман, в свою очередь, протестовал против намерения кавказцев устроить свое укрепление на левом берегу реки Аму, возле Куня-ургенча. Понятно, что все влияние на Хивинское ханство перешло бы тогда к Кавказу. В деле № 12 нет копии с письма Кауфмана к Милютину, и потому доводы против кавказского посягательства на Хиву «с ученой целью» остались нам неизвестны покуда, но на листах 143–147 есть копия с другого письма, от 25 сентября 1876 г., в котором между прочим говорится:

«Не могу скрыть от вашего высокопревосходительства, что по моему мнению возбужденное состояние хивинского хана и его недоверие к своей силе есть последствие той меры, которая ему сделалась известною и против которой я имел честь высказаться в письме к вам; я говорю о занятии нами укрепленного пункта на территории ханства вблизи Куня-ургенча».

Еще в конце 1875 г. Ломакин сходил из Красноводска на Атрек, но рекогносцировка обошлась без выстрелов. Никакой ученой экспедиции и в проекте как будто не было. Но как только телеграф принес известие о присоединении Кокандского ханства к России 8 февраля 1876 г., аппетиты «передовых отрядов», красноводского и петро-александровского, тотчас разыгрались. Иванову и Ломакину, конечно, мото показаться, что прежнее запрещение предприимчивости снято. Полетели от обоих соответствующие рапорты и письма по начальству. Ломакин писал 21 февраля за № 417 к начальн. Кавказского горского управления, что необходимо исполнить предначертанное наместником Кавказа движение отряда в Ахал-теке и ссылался на письменное заявление Сафи-хана, что «пока знамя великого Ак-падишаха не будет развеваться в Теке, до тех пор порядка и спокойствия в этих степях не будет и грабежи не прекратятся». Когда экспедиция в Ахал-теке не встретила поддержки в Петербурге, кавказское начальство тотчас затеяло ученую экспедицию к Хиве. Первое известие о ней от Ломакина послано Иванову 1 мая, а 22 июня посланы и подробности с просьбой заготовить в Куня-ургенче для красноводского отряда запасы продовольствия. Все это должно быть заготовлено к концу августа. Толчок был дан, по-видимому, запиской ген. — майора Стебницкого о необходимости исследования узбоя. 23 мая Ломакин получил из Кавказского окружного штаба следующую телеграмму: «Вам послана инструкция действий текущем году. Отряд: шесть рот, сотня, артиллерия. Цель: обводнение пути до Сарыкамыша, выбор места укрепления, нивелировка старого русла. Войска на зиму возвратятся Красноводск. Оказий пока не посылать. По приходе на место довольствие будет приобретать в ханстве».

В инструкции Ломакину предписывалось: «В пространстве между Сарыкамышем и пределами ханства, приступить лично к осмотру местности для выбора пункта под укрепление и факторию». Топографы и техники по бурению попутных колодцев подчинены были полк. Петрусевичу. Иванов, конечно, строго попросил хана распорядиться насчет заготовки в Куня-ургенче продовольствия, а сам задумал выступить с предложением о присоединении Хивы к России.

30 августа 1876 г. он пишет с отметкою «оч. секретно» письмо к Кауфману такого содержания: «Милостивый государь, Константин Петрович. Дела в соседнем ханстве принимают такой оборот, что весьма вероятно ожидать в скором времени или какой-нибудь катастрофы, в которую нам придется вмешаться, или заявлений с различных сторон о принятии ханства в русское подданство. Считая оба подобные исхода одинаково возможными, я нахожу нужным заблаговременно испрашивать по настоящему вопросу указаний и приказаний вашего высокопревосходительства, так как взгляд высшего правительства на этот вопрос мне совершенно неизвестен.

В рапорте от 9-го августа за № 3100 я имел честь вам докладывать, что хан хивинский настоятельно просил повидаться со мною и что я, дабы исполнить его желание, предложил ему выехать в Ханки, куда и обещал подъехать на пароходе во время предстоявшей мне рекогносцировки верхнего течения Аму-Дарьи. Свидание мое с ханом состоялось 18-го числа этого месяца. Первоначально хан завел разговор о движении красноводского отряда к Аму-Дарье, о предположении выстроить крепость с русским гарнизоном в его владениях, о намерении нашем пустить воду по старому руслу и т. д. Говоря об этих вопросах, хан видимо старался дать понять, что ему не нравятся подобные предприятия, что пропуск воды в старое русло гибельно подействует на земли дельты и вообще северной части ханства и т. п. В ответ я старался успокоить хана и заявил ему, что движение красноводского отряда производится по воле государя, с единственною целью устроить и обезопасить торговую дорогу, которою постоянно двигаются караваны, что если в северной части этой дороги и будет выстроена крепость с нашим гарнизоном, то только для того, чтобы спокойствие на дороге было полное; что о пропуске воды из Аму-Дарьи по старому руслу, пока и разговора нет, а что с красноводским отрядом приедут ученые люди, которые осмотрят реку и обсудят возможность пропуска воды по Лayдану, и что если это окажется возможным и не принесет вреда землям ханства и нашего берега, то во всяком случае, прежде чем привести предприятие пропуска воды в исполнение, об этом заявят хану и посоветуются с ним.

Покончив вопрос по движению красноводского отряда и ученой комиссии, хан перевел разговор на свое бессилие, как хана, держать в порядке ханство, заявляя, что туркмены, в особенности иомуды, его не слушают, делают ему дерзости; не смотря на все требования и настояния, не платят ни ему, хану, салгытной подати, ни тех денег, которые остались за ними, по наложенной вашим высокопревосходительством контрибуции; заявил, что у него нет средств, чтобы заставить туркменов слушать себя, нет денег, чтобы иметь нужное количество войск, с помощью которых он мог бы усмирить и подчинить себе туркменов. Высказав подобные фразы, хан добавил, что он лично душою и сердцем предан Государю и готов исполнять все повеления; что он вполне понимает и ценит ту милость, которая ему сделана, когда после того, как он убежал из Хивы в 1873 г., ваше высокопревосходительство не только вызвали его назад и обласкали, но и оставили владетелем ханства, поддерживая его власть и значение силою оружия войск, расположенных на правом берегу. Ввиду своего бессилия над туркменами, хан спрашивал моего совета написать письмо к вашему высокопревосходительству, в котором просить: или чтобы у него в ханстве держали постоянно русские войска, которыми бы он мог наказывать туркменов, или чтобы ему дали денег для той же цели, или наконец, чтобы его величество государь император взял ханство в свою полную власть, а ему, хану, с его семейством назначил содержание. На подобное заявление хана я затруднился дать ответ, кроме того, как «пишите и что от воли государя будет зависеть исход вашей просьбы».