Тридцать 88-миллиметровых орудий заработали синхронно и слаженно, точно одно. Первым же залпом накрыло всю передовую американскую роту. Вражеские пехотинцы исчезли, точно их смела с поля боя чья-то гигантская рука. Однако американские танки продолжали двигаться вперед, осторожно пробираясь мимо вновь образовавшихся огромных воронок и свежих трупов собственных солдат.
Фон Доденбург, который следил за ходом боя с башни своего «тигра», выстрелил второй сигнальной ракетой, на сей раз — зеленого цвета. Стрелки-артиллеристы мгновенно отреагировали на сигнал. Они зарядили свои орудия бронебойными снарядами и продолжили стрельбу. Теперь они били по «шерманам» — били по ним бронебойными, которые не оставляли американским танкам ни малейшего шанса, порой прошивая их насквозь. Американские танкисты наконец-то поняли, что попали в самую настоящую ловушку. Они пытались маневрировать по полю боя, чтобы избежать прямых попаданий, но все их усилия были тщетными. Механиками-водителями овладела невольная паника. Два танка врезались друг в друга. Еще один «шерман», неловко развернувшись, врезался в строй своих же собственных пехотинцев, проделав в их строю целую борозду, усеянную окровавленными, корчащимися трупами.
Немецкие артиллеристы продолжали между тем стрелять по американским танкам прямой наводкой. Один танк, остановленный точным попаданием снаряда, неожиданно замер, и его пушка опустилась вниз, словно хобот смертельно раненного слона. Другой замер, точно наткнувшись на невидимую скалу; из его моторного отсека повалил густой белый дым. «Шерман» тут же охватило пламя, и через несколько секунд он взорвался, исчезнув в ослепительном желтоватом свете. Когда эсэсовцы вновь взглянули на это место, они увидели, что американский танк совершенно исчез; только одинокое колесо медленно летело по небу, подброшенное вверх мощнейшей силой взрыва.
Однако у немцев не было времени для того, чтобы обращать внимание на любопытные подробности боя. К этому времени удалось подбить большую часть «шерманов», и теперь их экипажи лихорадочно пытались выбраться из искореженных и горящих «ронсонов» [13] до того, как те окончательно превратятся в пылающие факелы. Эсэсовцы же решили теперь заняться американской пехотой.
Заработали заранее укрытые на хорошо оборудованных позициях спаренные 7,62-миллиметровые пулеметы.
Воздух прошили трассирующие пули. За ними последовал шквальный пулеметный огонь. Фон Доденбург ясно видел, как пули раз за разом прошивали тела американских солдат, убивая их вновь и вновь и превращая уже мертвые тела в нашпигованные свинцом куски окровавленного мяса. Кто-то из американцев обратился в бегство, но пули везде настигали их, заставляя падать на землю с неестественно вывернутыми руками и ногами и умирать в агонии. Некоторые пытались прятаться за горящими «шерманами», но свинец безжалостно косил их и там.
В этот момент внезапно заработали трехдюймовые американские минометы, ставя дымовую завесу между заметно поредевшими рядами американской пехоты и методично расстреливавшими их эсэсовцами. Один за другим немецкие пулеметы невольно замолкали — стрелки не видели, куда им целиться. Наконец Куно фон Доденбург выстрелил в воздух последнюю сигнальную ракету — как знак того, что следует прекратить стрельбу.
Схватив микрофон полевого радиопередатчика, установленного в башне его танка, штандартенфюрер прокричал:
— Всем стрелкам — прекратить огонь. Вы слышите меня? Прекратить огонь немедленно! Предстоит немало сражаться, и нам следует поберечь боеприпасы и не расходовать их попусту. Вы слышите меня, ребята?
Стоя рядом с ним, Шульце, лицо которого было закопчено пороховыми газами, невольно расхохотался:
— Вам следует повторить это, господин штандартенфюрер! Мы, похоже, действительно будем очень долго сражаться — даже тогда, когда все мы окажемся в аду!
Куно фон Доденбург рассмеялся дьявольским смехом:
— В аду, Шульце? Боюсь, что ад — слишком хорошее место для боевой группы СС «Вотан»!
* * *
Полчаса спустя остатки разгромленных американских войск откатились с так и не покоренной ими высоты назад в Бельгию. Единственным признаком, свидетельствующим о том, что они все-таки побывали на Германской земле, являлись десятки горящих и дымящихся «шерманов» да горы трупов пехотинцев, оставшихся неподвижно лежать на грязной земле.
Победив в этом бою, фон Доденбург немедленно организовал задержанных им беглецов в подобие оборонительных порядков. Он послал их на поле боя, чтобы они подобрали там себе неприятельское оружие. Одновременно он разрешил им собрать трофеи, которые немцы всегда во множестве находили на теле убитых американцев — плитки шоколада «Херши», сигареты «Кэмел» и «Лаки Страйк» и другие дефицитные вещички. Когда солдаты вермахта были более-менее вооружены и оснащены, он приказал им снова занять ту высоту, которую они обороняли до того, как в панике скатиться с нее под напором наступающих американцев. Но штандартенфюрер прекрасно понимал, что в ходе новой американской атаки те вновь побегут — если только не станут бояться его больше, чем наступающих американцев. Им следовало преподать хороший показательный урок.
— Такой, который до смерти напугает их, Шульце, — проинструктировал он верного гауптшарфюрера. — Надо сделать так, чтобы они скорее дали американцам отстрелить себе яйца, нежели захотели убежать с поля боя и вновь встретиться со мной лицом к лицу.
Обдумывая вместе с Шульце, какой бы урок преподать беглецам, фон Доденбург распорядился, чтобы к нему привели командира этого батальона. Перед ним возник одноногий оберлейтенант, в китель которого въелась грязь и пыль бесконечно затянувшейся войны.
— Я гляжу, вам пришлось много повоевать, — произнес Куно фон Доденбург, оглядывая офицера. — На вашем кителе я вижу Нарвикский щит, медаль «Мороженое мясо» [14] , знак «За ранение» в серебре, знак «За ближний бой» в бронзе. Крымский щит… Интересно… Но почему, скажите, вы не пытались остановить своих людей, когда те побежали с поля боя?
Оберлейтенант Рауш уставился на изящного штандартенфюрера СС в прекрасно подогнанной по фигуре форме. Куно фон Доденбург выглядел так, словно сошел с одного из плакатов, призывавших молодежь идти служить в СС — этими плакатами в предпоследний год войны была обклеена вся Германия. Рауш не знал, что ему ответить.
Видя его замешательство, фон Доденбург терпеливо повторил свой вопрос. Однако и в этот раз оберлейтенант не мог заставить себя ответить. Он видел перед собой отрезанную голову Мейера, уставившуюся на него со дна залитой дождевой водой траншеи, которая стала красной от крови.
Тогда фон Доденбург отвел руку назад и хлестнул Рауша по лицу. Это был не слишком сильный удар, но он произвел ожидаемый эффект. Офицер вермахта потряс головой, точно выходя из состояния транса.