— Это — «главная площадь», — объявил господин Герхардт с таким горделивым видом, словно демонстрировал своим гостям великолепную Соборную площадь Аахена. — Вон там вы можете увидеть выход на Банхофштрассе. А здесь — на Лагерхаусштрассе. Перед войной я проводил там немало счастливых часов, заглядывая через решетку под юбки проституткам, которые стояли на Лагерхаусштрассе. В ту пору продажные женщины совсем не носили трусиков. Я помню, как однажды…
— Заткнись, — прошипел фон Доденбург, — и выключи этот чертов фонарик, хорошо?
В сгустившейся темноте они явственно услышали шаркающие шаги других групп эсэсовцев, сопровождаемые приглушенным кашлем и руганью. Фон Доденбург дождался, пока остальные добровольцы появились на «главной площади». Солдаты тут же принялись жадно вдыхать свежий ночной воздух, просачивающийся сквозь металлические решетки, а командиры групп тоже выключили свои фонарики.
Фон Доденбург подождал, покуда один из его людей, которому не повезло больше других и который до этого поскользнулся и упал лицом в дерьмо, счистит и смоет основную часть зловонной грязи в текущем здесь потоке более-менее чистой воды.
— Ну что ж, — произнес он, — наконец мы все здесь собрались. Для начала пусть каждый проверит свое оружие. Но только тихо!
Эсэсовцы осмотрели свои «шмайссеры». Некоторым пришлось по несколько раз передернуть затвор, счищая при этом грязь, пока они не убедились, что оружие полностью исправно и будет работать нормально.
— Отлично, — выдохнул Куно фон Доденбург, оглядев бледные лица добровольцев, застывшие в страшном напряжении. — Кажется, все теперь в порядке. Сейчас господин Герхардт начнет выкликать названия улиц, к которым ведут те или иные канализационные тоннели, и каждая из групп пойдет к предназначенной ей улице.
По команде штандартенфюрера господин Герхардт начал выкликать названия улиц Аахена, и группы пошли вперед — каждая по предназначенному ей тоннелю. Во главе каждой шагал офицер либо унтер-фюрер, держа наготове цветной мелок.
Куно фон Доденбург облизал пересохшие губы:
— Желаю вам счастливо выбраться наверх, парни!
— Мы желаем вам того же, господин штандартенфюрер! — откликнулись добровольцы.
— И задайте проклятым янки хорошего жару, прошу вас!
* * *
Быстро пробираясь через неглубокий поток, стекавший по боковому канализационному тоннелю, фон Доденбург шагал во главе своей небольшой группы, в которую, помимо него и Матца, входил еще баварский крестьянский паренек Трис и молодой уроженец Гамбурга по имени Франц. Они двигались в сторону канализационной решетки, через которую можно было вылезти на поверхность в районе центрального железнодорожного вокзала Аахена. По мере того, как их группа продвигалась вперед, фон Доденбург ставил на стене отметки зеленым мелом.
Наконец они увидели свет, сочившийся сверху сквозь прутья канализационной решетки. Штандартенфюрер шепнул добровольцам, чтобы те вели себя потише. Матц крепче стиснул в потных руках свой «шмайссер». Еще несколько шагов — и они оказались точно под канализационной решеткой.
Фон Доденбург сунул снятый с предохранителя пистолет себе за пояс.
— Матц, наклонись-ка, — прошептал он.
Когда гауптшарфюрер пригнулся. Куно легко запрыгнул ему на спину. Сверху не доносилось ни звука. Там было уже совершенно темно. Он знал, что в тех местах города, которые находились под контролем американских войск, начиная с пяти часов вечера действовал комендантский час. Соответственно, единственными, с кем они могли столкнуться наверху, могли быть только неприятельские солдаты.
— Ну что ж, Матц, приготовься: я буду поднимать решетку, -— предупредил фон Доденбург.
Матц пошире расставил ноги. Напрягшись изо всех сил, офицер сумел приподнять канализационную решетку. Затем со всей осторожностью, чтобы она не звякнула о камень, он опустил ее на булыжники мостовой, высунулся из канализационного отверстия и осмотрелся.
Вокруг не было никого. Ни единой души. Фон Доденбург подтянулся и вылез на поверхность. Улегшись на мостовую и сжимая в правой руке пистолет, он внимательно осмотрел развалины зданий. Никаких признаков присутствия американцев, за исключением сожженной разведывательной машины «Уайт», рядом с которой выросла целая гора пустых банок из-под консервов. Вот эти-то консервные банки, которые американцы всегда беззаботно раскидывали вокруг, и являлись наиболее точными свидетельствами их присутствия.
— Эй, парни, можете подниматься, — прошептал Куно, по-прежнему внимательно оглядывая окрестности.
— В старой германской армии так ни за что не поступили бы, — проворчал Матц, когда Трис забрался ему на спину и, используя инвалида как опору, выбрался наверх. — В старой армии ни за что не согласились бы использовать старшего унтер-офицера в качестве какой-то вонючей ступеньки. Куда мы катимся?
Очень осторожно эсэсовцы двинулись вперед по опустевшей с наступлением темноты улице. Справа фон Доденбург мог различить контуры локомотивного двора центрального вокзала. Здесь стояли наполовину разбомбленные паровозы, на боках которых, словно в насмешку, красовалась известная пропагандистская надпись прошлых лет: «Эти колеса вращаются ради победы!» Теперь она имела издевательский оттенок… Везде среди руин торчали белые флаги, сделанные из простыней, полотенец и просто из обрывков белой материи. Однако нигде не было видно самих жителей Аахена, которые, должно быть, и вывесили все эти флаги.
Эсэсовцы зашли за угол и остановились. Неожиданно они услышали шаги. Судя по звуку, шагал американский солдат, обутый в ботинки полевого образца.
Фон Доденбург напрягся.
— Трис… приготовь нож! — прошептал он.
Трис вытащил кинжал и застыл. Его веснушчатая рука крепко сжимала блестящий, остро заточенный клинок.
Американский солдат завернул за угол. Это был здоровенный сержант-негр. На его бедре висел пистолет в кобуре, а в огромном кулаке был зажат пакет.
— Руки вверх! — прошипел фон Доденбург.
Негр застыл и в течение очень долгого времени никак не реагировал. Затем он пробормотал:
— Да пошли вы к черту!
Его рука потянулась за пистолетом с явным намерением выстрелить в немцев. Но Трис опередил его. Его правая рука выстрелила вперед, и клинок вонзился в горло американского сержанта. Вырвав клинок из раны, Трис ударил снова. Из ран на теле врага вырвались струи крови, густо оросив пальцы нападавшего. Глаза чернокожего сержанта закатились. В тот самый момент, когда он закачался, готовый рухнуть плашмя на мостовую, Матц подхватил его.
— Сейчас ты отправишься к своей мамочке, чернокожий ублюдок! — прошипел эсэсовец.
— Опускай его очень осторожно, — предупредил фон Доденбург. — Без всякого шума, понял?
Однако, несмотря на все меры предосторожности, им все-таки не повезло. В ту же самую секунду невдалеке от них прозвучала яростная очередь из «шмайссера». За ней последовали злые выкрики по-английски и очередь из американского автомата. Матц просто выпустил здоровенного негра из рук, и тот с шумом рухнул на мостовую.