Он сел на пол вместе с остальными бойцами и сказал себе, что те, кто остался от его батальона, все-таки сумели кое-что сделать. Пусть они и не смогли поразить остальные орудийные башни снарядами, которые выпускали из своей собственной — угол наклона артиллерийских орудий в действительности не позволял им стрелять прямой наводкой по другим башням, — но все равно снаряды, которые они непрерывно выпускали в том направлении, не позволяли сидевшим в башнях артиллеристам нормально прицеливаться и вести планомерный обстрел морских секторов и находящихся там британских кораблей. Значит, им все-таки удалось по-настоящему помочь своим.
Фергюс Макдональд чувствовал безумную усталость. Они непрерывно сражались уже больше двенадцати часов. Их одежда пропахла потом и порохом. Прошло уже три часа с тех пор, как они в последний раз поели, — а пищей их был лишь кусочек шоколада да несколько изюмин из НЗ. Запасы воды также подходили к концу — во фляжках осталось буквально по несколько капель. Полковник знал, что конец уже близок.
— Какой вам кажется обстановка, сэр? — обратился к нему молодой флотский лейтенант, привалившийся спиной к стене рядом с ним.
Лэрд Аберноки и Дерта повернулся к нему и медленно вытер липкий пот со лба обшлагом рукава.
— Дерьмовая, как обычно, — выдохнул он, с трудом двигая потрескавшимися губами.
— Как вы думаете, нам удастся выбраться из этой передряги?
— Нет.
— А что если мы…
— Нет, мы не сдадимся немцам. Вы только посмотрите на них. — Полковник Макдональд обвел рукой горстку своих людей, сидевших на корточках в полутьме артиллерийского бункера. — Мои парни прожили всю жизнь на открытом воздухе, на просторе. В горах, в долинах, на море. Как вы думаете, во что превратят их несколько лет за колючей проволокой в лагере? К тому же, — в его голосе прозвучала непреклонная решительность, — пока мы сидим здесь и удерживаем это орудие, мы мешаем нацистским подонкам прицельно обстреливать наши корабли и наших парней там, в море.
— Я понял, — проговорил лейтенант, поняв, что полковник Макдональд только что решил их судьбы.
Лэрд Аберноки и Дерта открыл было рот, чтобы произнести какие-то утешительные слова, но затем передумал. Они погрузились в молчание. А Макдональд вновь задумался над ситуацией.
Конечно, он не сказал своим ребятам всей правды. Дело было отнюдь не только в немецких дальнобойных орудиях, которым они не давали сейчас прицельно бить по своим. Основная проблема заключалась в коммандос, погибших во время этого налета на Дьепп. Его батальон был истреблен, и полковник не мог представить себе, как он сможет вернуться назад в Англию и начать создавать его заново. Три года войны уже совершенно изнурили его. Он чувствовал, что больше не сможет заниматься подготовкой новых коммандос и превращать необстрелянных юнцов в закаленных опытных бойцов. К тому же в Англии остались жены и дети погибших. Многие из них жили в его собственном поместье в Аберноки и Дерте. Полковник понимал, что если он выживет и вернется туда, то просто не сможет смотреть им в глаза, осознавая, что в определенной степени несет ответственность за гибель их близких, их мужей и отцов. Нет, он точно не выдержит подобной перспективы.
— Сэр… — Это был Кертис, оставленный за часового.
— Да? — встряхнулся полковник.
— Фрицы приближаются, сэр.
Усталые коммандос медленно поднялись на ноги и заняли места у бойниц.
Лэрд Аберноки и Дерта осторожно посмотрел в прорезь бойницы. К ним приближалась не очень многочисленная шеренга людей в камуфляже. Они двигались по выцветшей от солнца желто-бурой траве прямо к их башне, крепко сжимая в руках оружие.
— Это эсэсовцы, парни, — громко объявил он.
— Ха, лэрд, — откликнулся Мензис. — Не забивайте себе голову этой проблемой. Мы легко можем справиться с этими остолопами. Разделаемся с ними одной левой.
— Мы действительно можем задать им жару, лэрд, — поддержал его Кертис. — Мы же, черт побери, сидим за бетонным укрытием в фут толщиной. А все, что укрывает от пуль этих ребяток, — тоненькая полоска травы перед ними.
Лицо Фергюса Макдональда просияло.
— А ведь ты совершенно прав, Кертис! А ну-ка, давайте так и сделаем, парни! Давайте покажем этим проклятым фрицам, на что способны сорвиголовы из 7-го батальона коммандос!
Полковник тщательно прицелился и произвел первый выстрел по немецкой цепи.
* * *
— Не останавливайтесь! — прокричал Куно фон Доденбург, пытаясь перекрыть оглушительный треск ружейных выстрелов. — Продолжайте двигаться! Только не останавливайтесь!
Один или два новобранца, которые упали ничком на траву, неохотно поднялись на ноги и вновь присоединились к цепи атакующих.
— Вот так, ребята, правильно, — одобрительно посмотрел на них гауптштурмфюрер. — Только пока вы двигаетесь, вы можете чувствовать себя в безопасности. — Его голос непроизвольно дрогнул — пуля, просвистевшая буквально в миллиметре от его головы, задела ему волосы. — Как только вы остановитесь, — превратитесь в прекрасную мишень. Так что продолжайте двигаться!
Он ускорил шаг. Если у засевших в орудийной башне англичан был пулемет, то это означало конец. Открыв из него огонь, они смели бы их жидкую цепь за какие-то доли секунды. А им во что бы то ни стало надо было приблизиться к орудийной башне, чтобы попытаться прикрыть отсюда Pz-IV, которым управляли шарфюрер Шульце и роттенфюрер Матц, когда тот во время следующей фазы наступления станет атаковать башню. Куно страстно надеялся, что им удастся подойти поближе к башне до того, как заработает пулемет.
— Быстрее! Двигаться вперед с максимальной скоростью! — яростно заревел фон Доденбург, заметив, как из прорези орудийной башни появилось темное пулеметное дуло.
Рота эсэсовцев перешла на беспорядочный бег. В то же мгновение англичане открыли из пулемета смертоносный огонь. Бежавший рядом с командиром ССманн нелепо развернулся на месте. Из его разорванного пулями горла хлестала кровь. Струя крови оросила плечо Куно.
— Давайте же, вы, трусы! — отчаянно завопил гауптштурмфюрер. — Дьявол вас побери, продолжайте двигаться! Двигаться!
Однако все его призывы были тщетны. Пытаясь укрыться от разящего пулеметного огня, эсэсовцы беспорядочно валились на землю, стараясь найти хоть какое-то укрытие. От орудийной башни их отделяло 50 метров, но никто даже не помышлял о том, чтобы попытаться преодолеть это расстояние. Бойцы пытались заползти на дно неглубокой канавы, отчаянно вжимаясь всем телом в землю, пытались спрятаться за какой-нибудь кочкой, за каким-нибудь укрытием, чтобы только не подставлять тело под пули.
— Ах, вы, треклятые молокососы! — выругался фон Доденбург, увидевший, что вся его рота уже вжалась в землю, и не было силы, способной поднять ее с земли. Поняв, что все призывы к солдатам атаковать артиллерийскую орудийную башню совершенно бесполезны, он тоже упал на землю вместе со всеми и застыл. Офицер чувствовал себя раздавленным. Он понимал, что теперь Шульце и Матцу придется сражаться с англичанами в одиночку, без всякой поддержки.