Но все-таки это была работа. Они сняли поблизости комнату в четыре циновки, и, когда Юкки в конце недели приходила домой, она протягивала Ито две зеленые бумажки — сам Ито изредка получал прибавку, — тогда они позволяли себе вечером пойти в маленький ресторанчик на углу, где всегда играла тихая музыка, столы были накрыты бумажными скатертями, а посетителям предлагали после рыбы и соевого пирога чай. Ито иногда брал себе еще чашечку саке, а Юкки, чтобы не отстать от него, — бутылочку слабого пива. На этикетке был нарисован буйвол, стоящий посреди рисового чека, и человек в соломенной шляпе конусом. Потом они возвращались в свою крошечную комнату, доставали из стенного шкафа матрас, простыню, два потертых валика под головы, раздевались и лежали, тесно прижавшись друг к другу, слушая чужое сердце, как оно раздувается и опадает, как испуганно сокращаются мышцы.
— Когда кончится война и у нас будет свой домик, — шептала Юкки, — мы будем спать на разных матрасах. А еще я хочу фонарь, синий с красными цветами, и цветы в нише, как у всех порядочных людей.
— А я хочу, чтобы у нас было двое детей и чтобы они родились один за другим. Чтобы в праздники ты выводила их хорошо одетыми. Будь осторожна, оттолкни меня, нам еще рано заводить ребенка.
Они шептались долго, пока не затихал дом, не переставали стучать двери, пока за стеной не прекращали ссориться и считать истраченные за день деньги.
Нашим адмиралам не терпелось отомстить за Пирл Харбор. Они сделали так: авианосец — на его палубе армейские бомбардировщики — подошел к островам. Но приблизиться ближе 800 километров адмирал, который командовал соединением, не рискнул. Когда самолеты были подняты в воздух, мы уже знали: долететь обратно не хватит горючего. «Сядете в Китае!» — было сказано нам. Но никто не предупредил нас, что Китай был похож тогда на лоскутное одеяло — китайские и японские войска занимали города в беспорядке, фронта не было. Среди целей в Токио кружком у всех на картах был обведен императорский дворец. Одна бомба-таки упала неподалеку от него. Мы приземлились кто где. Тех, кто сел на аэродромы, занятые японцами, отвезли в Токио и казнили. Они рубили головы всем, кто бомбил Японию. Мне повезло, я один сел в России.
…Пришло время вспомнить историю. Нашей опорой в прошлом были гонинкуми [7] : каждые пять дворов имели своего старшину и свою печать. Все члены пятидворья в трудную минуту были обязаны помогать друг другу. Если кто-нибудь совершал преступление, отвечали все. За поведением одного следили пять дворов. Некоторые говорят, что именно тогда в стране появилась привычка к шпионажу и доносительству. Это не так, просто в эпоху Токугава полицейский стал важной фигурой в деревне, делиться с ним сведениями стало почетным — страна наконец превратилась в образцовое государство.
…Следует запомнить: шпионы совсем не обязательно носят с собой в карманах реактивы и с их помощью читают зашифрованные письма. Они совсем не обязательно проникают, как черви, в дома, входят в высшее общество и там соблазняют офицеров Генерального штаба. Ерунда, они собирают информацию, читая наши газеты и слушая радио.
С сего дня вводятся «недели антишпионажа». Каждую неделю следует напоминать населению с помощью газет, кинофильмов, наклеек на спичечных коробках: «Помни о шпионах». Развесить во всех людных местах плакаты «Палец у рта». Бдительность нации должна быть натянута, как кожа на барабане.
Радиоперехват: японскими подводными лодками потоплены советские суда «Ангарстрой», «Кола» и «Ильмень».
К сведению публики: закрыты развлекательные предприятия первого разряда, в том числе театры «Кабуки» и «Нитигеки». Артисты отправлены на завод, где изготовляют авиационные бомбы.
Из всех видов физической культуры следует развивать только изучение приемов борьбы сумо, фехтования на мечах «будо» и в первую очередь плавание. Многие солдаты тонут после того, как пароходы, на которых их перевозят, торпедируют подводные лодки.
Женщинам с европейской прической по этой улице ходить запрещается.
В школах в каждом классе надлежит вывесить национальный флаг.
— Не так, не так! Руку прикладывать к козырьку, сжав пальцы. Ты приветствуешь воина! Забудь о том, что тебе десять лет. На занятиях ты уже солдат.
В помощь полиции в деревнях организовать охранные отряды из подростков.
С сего числа распоряжением Министерства внутренних дел созданы соседские группы. В каждую объединяются десять семей, проживающих по соседству. Цель групп — политическая, экономическая и духовная мобилизация населения. Группам контролировать распределение продуктов и одежды, подписку на обязательный заем, сбор металлолома, а также разверстку трудовой повинности. Организовать посещение храмов и проводы солдат на фронт. Приходить на собрания, где ее члены обсуждают поведение и ошибки соседей. Старший группы входит в городской или сельский комитет. Туда же ему надлежит передавать все анонимные доносы и сообщения.
Соседские группы получили указание усилить контроль за духовным единством общества. Строго указано следить за тем, чтобы женщины не делали прическу на европейский лад.
В Иоимури пятидесятипятилетний Мияути отказался сделать принудительный денежный вклад в банк. На собрании соседской группы он был объявлен отщепенцем, затем последовали арест, допрос и заключение в тюрьму. Та же участь постигла и сорокапятилетнюю Богами, которая выразила на улице, около наклеенной на стене газеты, сомнение в правдивости военной сводки… Желаем группам благополучия и успеха.
Что ни день гремят по ночам в казармах звонки, вскакивают одурелые от смрадного ночного воздуха матросы, в охапку схватив робы и бескозырки, громыхая сапогами, скатываются по деревянным лестницам вниз от казарм к бухте, там припадают к торпедным аппаратам, забираются в турели к пулеметам, обрушиваются в люки к моторам в машинные отделения. Все изготовлено к выходу, катер замер около кнехтов, к которым привязан кормой и носом, сейчас матросы сбросят с чугунных вздыбленных столбов канаты, взревут, ударят винты, медленно поползет, вытянется на середину ночной зловещей воды горбатый морской торпедоносец… Отбой! Не взорвались, не ударили моторы, не полетели в воду сброшенные с кнехтов канаты, медленно выбираются из катера мотористы, пулеметчик, торпедист, расстегнул, стащил с головы шлем командир, грохочет сапогами, стягивает с ладоней чистые перчатки, идет в штаб. А в Корабле бродят в окнах красноватые огоньки, припали к стеклам испуганные женские лица: неужто началось? Нет, пронесло. Странно, непонятно, тревожно: а ну как уйдут? Кто вернется сам, кого принесут завернутого в белую, из госпиталя прихваченную простыню? Наконец слышны шаги — возвращаются из штаба, идут с катеров. Открывай дверь, лезь под одеяло, что же ты, дура, такая холодная? У окна стояла, тебя ждала…
Не сговариваясь, они стали встречаться в лесу. Нефедов выходил на дорогу и стоял, пока около Корабля не показывалась маленькая женская фигурка. Уходил за поворот и ждал, Таня догоняла, и они сворачивали в зеленую тишину, в зеленый сырой разлив.