«В Онежском районе – 900 оленей, 24 лося, 4 марала. В Архангельском районе – 750 оленей, 12 лосей, 3 молодых лося и 1 старый, в Плесецком-Селецком – 2 тысячи лосей, 80 лосят, 24 лося и еще 44, 2 молодых лося, в Шенкурско-Вельском районе – 1350 оленей и еще 260, 27 лосей, 11 молодых и 2 старых, в Северодвинском районе – 2600 оленей и еще 70, 12 лосей, в Пинежском – 800 оленей и 12 лосей, в Печорском – 900 оленей. Кроме того, имеется в загородке – 30 тысяч оленей и 19 лосей, в Печорском – 900 оленей, в загородке – 30 тысяч оленей и еще 410, 154 лося и еще 124, 48 молодых и 11 старых».
Плотик уже унесло течением, когда на левом берегу Онеги Насонов снял с себя офицерскую одежду и на всякий случай зарыл в прошлогодние листья, принялся разводить костер.
Его выдал дым. В урочище, где Насонов намеревался просушиться и передневать, группа вооруженных людей окружила ложбинку, обнаружила обнаженного мужчину, раздувавшего влажную траву.
– Эй, кто такой? – донеслось из-за куста. – Американ?
У Насонова отлегло от сердца, подумал: «Слава Богу, что не янки». Янки учинили бы допрос. В зоне боевых действий обнаженный человек, даже если он признается, что он русский офицер, все равно не поверят: ведь при нем нет никаких документов, хотя документы были в десяти шагах под прелыми листьями. Там был зарыт саквояж, с каким ходят по вызову фельдшеры, врачуют людей и скот. В саквояже был документ-пропуск о том, что военврач Насонов Георгий Савельевич проходит службу в пятом эскадроне Северо-русского кавалерийского полка.
Но признаваться, что ты офицер – нельзя, американцы примут за дезертира, что задержали какого-то человека без документов – тоже не будут возиться. Задержанного проще всего расстрелять. И в штаб Белой армии передавать не станут. Есть приказ командующего экспедиционными войсками генерал-майора Пула: задержанных в зоне боевых действий русских, тем более без пропуска – для порядка допросить и ликвидировать, так как велика вероятность, что это красный лазутчик.
Но пока еще ни одного красного лазутчика американцы не задержали. Для пришельцев все русские – красные, и самое простое решение: очистить Север от аборигенов, как в свое время янки очистили прерии от индейцев, а плодородные земли правительство продало белым выходцам из Европы.
Когда на Русском Севере закончатся боевые действия и коренные жители Архангельской губернии будут загнаны в резервацию, новое русское правительство, куда войдут представители Антанты, начнет колонизировать Русский Север. Лучшие участки территории получат американские и английские лесопромышленники. Это они за свои деньги снаряжали первый, а затем и второй экспедиционные корпуса.
Прапорщику Насонову удалось в штабе первого экспедиционного корпуса заполучить секретную директиву АС-18 за подписью президента Вудро Вильсона. В ней были изложены цели и задачи экспедиции «Полярный медведь».
За этот документ шифровальщик штаба корпуса запросил у русского прапорщика тысячу долларов.
– Тысячу и ни центом меньше, – но, подумав, тут же сумму удвоил.
Он не знал цену этому документу и, боясь продешевить, остановился на двух тысячах.
– О чем директива? – допытывался прапорщик.
Шифровальщик ответил коротко:
– О сокращении России.
– Это, сержант, невозможно.
– Возможно! Еще как возможно. Согласно этой директиве, «Полярный медведь» проглотит Русский Север.
– Бред.
– Вам же любопытно будет узнать, как у вас отберут ваш Север.
Прапорщик Насонов отказывался верить словам сержанта, по отношению к России, своему союзнику, это слишком жестоко.
А сержант в предчувствии, что прапорщик раскошелится, привел, как ему казалось, самый веский аргумент:
– Вы не верили, что Япония отберет у вас Курильские острова и половину Сахалина. А Япония по совету нашего президента немного с вами повоевала, потопила ваш флот, и то, что желали японцы, вы отдали. А знаете почему?
– И почему же?
– Россия воевать не хотела. Не готовилась к войне.
– А сейчас?
– Сейчас – другое дело, – с пафосом говорил сержант-шифровальщик. – Вы защищаете свое, кровное.
Насонов чувствовал, что он имеет дело не с обычным сержантом, а с думающим, и держит сторону не своего президента, а сторону противника. Сержант затеял опасную игру. Таких, рассуждающих вояк, контрразведка выдергивает из экспедиционного корпуса. А военный трибунал этих вояк присуждает к пяти годам каторжных работ. Как за дезертирство.
Подобный приказ издал и командующий белыми войсками Северного фронта генерал-лейтенант Миллер: задержанных в зоне боевых действий русских – на усмотрение командиров полков: отпустить или расстрелять. Если задержан иностранец – передать союзному командованию, среди них могут быть и дезертиры из американского экспедиционного корпуса.
На Георгия Насонова были направлены четыре ствола: два винтовочных и два ружейных. И он догадался: партизаны.
– Робяты, я свой.
– А почему вы голый?
– Реку переплывал.
– Переплыли? А огниво – сухое. Это в воде-то?
– В воде.
– Врешь, злодей.
Четверо вышли из-за кустов, опустили стволы. Насонов зажег спичку, поднял над головой. Под моросящим дождем спичка горела как свеча.
– Робяты, да он же американ!
Вооруженные люди отскочили, направили на обнаженного человека оружие.
– Я – русский, я – военный фельдшер.
– Так мы тебе и поверили. Чем докажешь?
– Вон там, под осинкой, я спрятал свой фельдшерский саквояж. С ним переплывал реку.
Вскоре под прелыми прошлогодними листьями был найден кожаный саквояж. Труда не составило его открыть. Там оказался влагонепроницаемый пакет, в пакете – пачка бумаг. Высокий долговязый солдат в брезентовом плаще, видимо, среди них старший, начал по слогам читать бумаги.
– Так ты и есть Георгий Насонов? Родом из Обозерской?
– Из Обозерской.
– Ну надо же! А я – Кошельков. Может, помнишь? Мой Гринька донашивал сапожки дочки начальника станции. В дом к начальнику станции ты его привел… Когда Гринька провалился…Это было давно, мог и забыть.
Георгий не забыл событие более чем десятилетней давности. Благодаря этому событию он стал бывать у Косовицыных. Ему давали крутить ручку граммофона и слушать русские песни. В одной из них были слова: «Мчится, мчится в чистом поле пароход…» Пароход мог мчаться только по морю или по большой реке, как Северная Двина. А это, оказывается, мчался паровоз…
Как же не помнить то славное время!..
…В конце ноября застыло Об-озеро. Поселковая ребятня высыпала на молодой, еще не окрепший лед. Почти у каждого деревянные коньки, лезвия из проволоки. У семилетнего Гриньки Кошелькова коньки были привязаны к лаптям. И надо же было такому случиться, Гриня подъехал к камышам, где тонкий лед, и по шею оказался в воде. Мороз хоть и не сильный, но когда мальчишка выбрался на лед, коньки с лаптенками остались в озере, шубенка оледенела. Малыши подняли крик. Подскочил Георгий, схватил Гриньку на руки. Ближайшим оказалось станционное здание, квартира начальника станции.