«Гоша-Костоправ» с понимающим видом кивнул.
— Они исчезнут! — без рисовки, но с какой-то жесткой решимостью пообещал он.
Эти слова его собеседницу моментально привели в наилучшее расположение духа. Просияв, как если бы страшащий ее уголовный «квартет» уже сейчас канул в небытие, она благодарно сжала его ладонь.
— Го-о-ша-а-а! Как же мне с тобой повезло! Кстати, одну минуточку!.. Я — сейчас…
С таинственной улыбкой Зойка-Зайка поднялась со стула и быстро скрылась за дверью, как успел заметить «Гоша-Костоправ», спальни. Он вдруг догадался, что именно прямо сейчас от нее услышит, и поэтому поспешно достал свой сотовый. Интуиция его не подвела. Вскоре из спальни до него донеслось жизнерадостное восклицание:
— Гоша! А у меня все уже хорошо! — Почти сразу же выйдя в залу, Зойка-Зайка добавила: — Вот халат и полотенце — шагом марш в душ!
Но «Гоша-Костоправ» в этот момент, как бы ее не слыша, орал в свой телефон:
— …Окунь, ты че, с ума сошел? Вы чего там творите-то?! Вы еще в центре города устройте перестрелку, чтобы вся ментярня сбежалась! Ну, ничего себе, прикол! Бошки поотрываю всем, без разбору! Все! Хорош базарить! Остановились! Я ща приеду… Зой, спасибо за чай. Надо бежать. Буду жив — завтра заскочу! Кстати, вот мой номер. Если чуть где вблизи эти орлы промелькнут — ховайся и немедленно звони мне.
Быстро написав на салфетке номер своего сотового телефона, Стас Крячко вышел на улицу, сел в свой «Мерседес», одолеваемый противоречивыми чувствами, и поспешно отбыл.
С одной стороны, он был доволен не только тем, что получил желаемую информацию, но и кое-чем другим. Скажем, по итогам его сегодняшней поездки в Шереметьево у Гурова и Орлова уже не будет повода «выдавать на-гора» что-нибудь ироничное о его излишнем пристрастии к прекрасному полу. Да! Пусть знают, что он не раб своих страстишек и, если захочет, то в силах отказаться от того, что само, можно сказать, на халяву валилось ему в руки. Вот такой он конкретный, ответственный мужик, знающий себе цену!
А вот с другой… Одновременно Станислава глодала досада, причем по той же самой причине. Ну, чего уж там кривить душой?! Да, он проявил принципиальность, ответственность, нравственную (не к ночи будь помянута!) стойкость. И что хорошего?!! Сам себя, идиот, лишил весьма волнительного «десерта», каковой, безусловно, законно заслужил. Черт побери! Теперь его еще долго будет «жаба душить» из-за этого очень и очень спорного обстоятельства: а надо ли было корчить из себя святого угодника? Все равно ведь — что, Лева, что Петро — хрена с два оценят по достоинству принесенную им жертву. Тьфу!
В этот-то момент его размышления и прервал звонок Гурова. Обронив однозначное «Угу!» на просьбу приятеля заехать на станцию «Скорой», Крячко в телеграфном стиле сообщил об услышанном от Зойки-Зайки.
— А ты у нее уже был? — Лев этому почему-то очень удивился. — Во даешь! Когда ж ты все успел-то? Прямо метеор, да и только… Ну, и как она? В смысле…
— Интима, что ль? — буркнул Станислав, почувствовав подначку. — Не понадобилось! Она и без этого сама все рассказала за чашкой чая…
— Ух ты-ы! — в голосе Гурова звучало неподдельное восхищение. — Стас, я тебя не узнаю! Молоток! Хотя, если честно, то на твоем месте я бы не устоял. Век воли не видать! — рассмеялся он.
— Да иди ты, балабол! — тоже со смехом сказал Стас, отключая связь.
Звонок приятеля как-то сразу сгладил его досаду и привел в нормальное расположение духа. Свернув в сторону улицы Аэродромной, Крячко уже и не вспоминал о только что терзавших его сомнениях, всецело сосредоточившись на поставленной перед ним задаче.
…Бригада «Скорой помощи», чуть более недели назад выезжавшая в аэропорт к британскому «Боингу» за больным с тяжелым нервно-психическим расстройством, ждала Станислава в бытовой дежурке станции. Старшая бригады — доктор лет сорока, назвавшаяся Мариной Александровной, казалась флегматичной. Столь же невозмутимым выглядел и водитель — еще крепкий, жилистый дядя предпенсионного возраста, с большущими усищами. Две крупненькие санитарки и худощавый, интеллигентного вида фельдшер о чем-то без конца шушукались и пересмеивались.
Услышав вопрос Крячко об интересующем его пациенте, все пятеро сразу же задвигались, оживленно реагируя на упоминание о том странном госте столицы. Докторша, тщательно протерев очки носовым платком, сокрушенно покачала головой и сказала Стасу о том, что столь малоприятных «мужичишек» даже среди бомжей едва ли найдешь.
— …Я не буду описывать детали того, как этот тип стал вести себя, когда кончил ломать комедию с припадком. Но у меня постоянно было такое ощущение, что он в душе как будто глумится над нами, испытывая к нам крайнюю неприязнь… — Марина Александровна пожала плечами. — Хотя, вообще-то, я даже не представляю, чем мы это заслужили. Но он, без преувеличения, смотрел на нас так, как будто заранее считал какими-то отбросами, своими личными врагами.
— Да, — следом за ней заговорил фельдшер Володя, — это я тоже заметил. Выходя из нашей машины, он стал на тротуар, оглянулся и посмотрел на нас презрительно. А потом запрыгнул в тачку, которая остановилась позади нас, и куда-то смылся. При этом так мерзко ухмылялся!..
— Кстати, об этой самой иномарке! — Стас вскинул палец. — Никто не запомнил — что это была за машина, какой цвет кузова, госномер?
— Да чего ж не запомнить-то? — подал голос водитель, поправив усы. — Черная «бэха», насколько я их знаю — седьмой серии, номер — эс три, два, один вэ гэ, регион… О, черт! По-моему, семьдесят седьмой… Или девяносто девятый? Вот знать бы, что это понадобится, — обязательно бы запомнил. А так… Ну, на кой бы он мне нужен? Я и запомнил-то его только потому, что, как правильно сказала Марина Александровна, держал себя этот деятель очень высокомерно. Мужик крайне неприятный — козел, одним словом…
Санитарки полностью согласились с мнением своих сослуживцев — скотина, еще тот хмырь и урод. Уточнив еще кое-какие детали, Стас отбыл в главк.
…Намечая пути и методы разрушения духовно-нравственных устоев русских, нам необходимо учитывать наличие такого института, как русская православная церковь (РПЦ). В отличие от западных христианских церквей — католической, лютеранской, англиканской, иных ответвлений христианства, РПЦ являет собой наиболее консервативную структуру, не склонную к либеральным реформам. И в этом плане РПЦ представляет для нас колоссальную помеху, с которой непросто справиться.
Безусловно, за десятилетия властвования коммунистического режима в России в условиях атеистической идеологии выросло уже несколько поколений людей, многие из которых относятся к церкви или индифферентно, или даже негативно. Это сильно ослабило православие, и даже начавшийся в конце восьмидесятых процесс укрепления позиций РПЦ на государственном уровне ее паству если и приумножил, то не самым значительным образом. Тем не менее мы не можем и недооценивать влияния РПЦ на умонастроения в русском обществе. Даже в среде людей, не склонных посещать культовые объекты, она обладает прочным авторитетом. Таких насчитывается в среднем около шестидесяти процентов.