Первым Гуров вызвал некоего Кирилла Ромчика, который в этом уголовном «дуэте» явно не был заводилой. Как видно, уже успев скиснуть из-за затянувшейся неопределенности с решением его судьбы, Ромчик выглядел напряженным, словно ежеминутно ждал удара. Искоса поглядывая на Гурова (уж теперь-то он знал, с кем свела его судьба — сокамерники просветили досконально), задержанный то и дело шумно вздыхал и стискивал руки.
Задав дежурные вопросы для протокола, Лев перешел к главному, спросив Ромчика, знал ли тот, на кого они напали со своим напарником. Помявшись, задержанный неопределенно пожал плечами, как если бы не понял, чего от него добиваются. Выдержав некоторую паузу, Гуров уже более жестко задал тот же вопрос, напомнив своему собеседнику о сроке заключения, который ему светит, и на сколько может сократиться отсидка, если он прекратит валять дурака и начнет давать показания. Как видно, этот момент задержанного впечатлил больше всего.
— Ну-у… В общем-то, знали, гражданин начальник… — уже более охотно признался он. — Мне Питбуль сказал, что надо уделать одного мужика, который раньше у братвы был в уважухе. Ну а теперь он обычный фраер, которого какой-то важный мэн заказал. Типа, бояться нечего, хоть вышиби мозги — за него сейчас никто не подпишется.
— А что это за «мэн»? Как выглядит, чем занимается? — поинтересовался Лев.
— Лично я его не видел ни разу — с ним якшался Питбуль, — Ромчик отрицательно покачал головой. — Он мне все потом передавал. Вот, сказал, что того типа мочить не обязательно — можно просто проломить башку, чтобы подольше в больнице лежал, желательно в коме. А за что с ним так — вообще не знаю…
Задав подследственному еще несколько уточняющих вопросов, Гуров вызвал другого, названного Ромчиком как «Питбуль», по паспорту — Геннадий Питряхин. Тот держался самоуверенно и даже вызывающе. Впрочем, это длилось не дольше того, как он услышал, какие именно показания дал Ромчик. Это его тут же вывело из равновесия, и показушная бравада моментально сменилась озлобленным раздражением.
— Ссучился, Мериняка паскудный! Раскололся, тварь…
Попсиховав пару минут и на какое-то время впав в мрачноватую безнадегу, Питряхин в конце концов тоже счел, что полная откровенность лучше «несознанки». Он признался, что его на днях нанял «какой-то мужик» для того, чтобы он «ушатал» бывшего авторитета Гвоздя. Причинами подобного заказа он не интересовался — аванс в долларах и предполагавшаяся еще более крупная доплата к тому не располагали.
На предложение Льва описать заказчика Питбуль изложил чем-то уже знакомый словесный портрет. Слушая его, Гуров почти сразу же понял, что речь, скорее всего, идет о некоем «неприглядненьком», о котором он уже слышал от Амбара.
— Его лицо хорошо запомнил? — поинтересовался он, внутренне ощутив, что тот загадочный тип не играл главную роль во всех тех загадочных событиях, что происходили в Шереметьеве. — Фоторобот составить поможешь?
— А это мне зачтется? — безрадостно спросил Питряхин.
— Считай, что сопротивление сотруднику полиции из дела уже ушло, — деловито уведомил Гуров.
— Заметано… — тягостно вздохнул тот, явно, сожалея то ли о том, что суда все равно избежать не удастся, то ли об упущенной пачке долларов.
Правда, когда Лев, догадавшись о реальной подоплеке его вздохов, вкратце поведал, как его заказчик лихо устраняет любых свидетелей, Питбуль растерянно захлопал глазами и позеленел. Похоже, только сейчас он сообразил, какое благодеяние совершил полковник Гуров, задержав его в аэропорту и отправив в КПЗ. В противном случае, скорее всего, в данный момент он лежал бы с простреленной головой где-нибудь в лесу…
У Станислава Крячко допрос оказался не менее результативным. Предоставив работу с членами банды Мамайцева дознавателям райотдела, сам он вплотную занялся главарем по кличке Джек, он же — Пес. Еще вчера мнивший себя владыкой если не всей Москвы, то изрядной ее части, главарь шайки обратился в дворнягу, подобострастно виляющую хвостом. Он охотно давал показания, топил всех своих подельников, спеша заверить, что сам он ни к одному кровавому случаю причастен не был. Из его поспешных речей следовал один главный вывод — во всем, что творила его банда, виноват кто угодно, только не он сам.
Нескончаемые уверения, что «пацаны подкинули идею», «пацаны настояли», «пацаны, можно сказать, приперли к стенке», неустанно подчеркивали, сколь малозначащую роль он сам играл в деятельности банды. Поэтому, немного подыгрывая «страдальцу» — то сочувственным взглядом, то понимающей миной, Стас незаметно перешел к периоду жизни Мамайцева в Булее. Тот, поняв это как «лирику», позволяющую уйти от неприятных вопросов о дне нынешнем (главарь даже не догадывался, сколь усердно в этот момент топили его самого недавние «соратники» по криминальному промыслу), охотно делился воспоминаниями.
По словам Мамайцева, в Булее он прожил около десяти лет, и поэтому его там и поныне знает «каждая собака». Отвечая на вопрос об иностранцах, которые пытаются там обосноваться, скупая земли и недвижимость через подставные российские фирмы, Мамайцев рассказал, что есть уже несколько закрытых элитных поселков, где якобы проживают «новые алтайцы». Хотя на самом деле местных толстосумов там — считаные единицы. И, скорее всего, их туда приняли для блезира, чтобы показать, что обитатели поселка — сплошь законные россияне.
— …Брехня, Станислав Васильевич, гольная брехня! — ударяя себя в грудь кулаком, запальчиво повествовал Мамайцев. — Там хозяйничает одна иностранщина. Туда даже участковый носа не сует. Если есть русские или коренные алтайцы, то это или богатенькие коммерсанты, или какая-нибудь вшивота, нанятая смотрителями их владений. Вот, там, скажем, поле. Кто его хозяин? Ну, по документам — что-то типа «Агро-супер». Зарегистрирована фирма в Барнауле, ее хозяин — какой-нибудь Иванов-Петров-Сидоров. Только на деле-то все совсем не так! Настоящий хозяин сейчас в Америке, и зовут его Сэм Смит или Джон Гудбай. Во как!..
Как далее поведал подследственный, в ту пору он владел небольшой охранной фирмой, и ее услугами довольно часто пользовались обитатели этих загадочных поселений. От своих подчиненных Мамайцев слышал не раз, как те сетовали на трудности в общении со своими клиентами.
— …Ну, это прямо комедия! — всплескивал он руками. — Корчат из себя русских, а сами по-русски чего-то мямлят еле-еле…
По словам Мамайцева, рядовое население догадывается о том, что немалой частью их краев владеют иноземцы, но об этом предпочитают помалкивать. Горькая судьба журналиста одной из местных газет, который открыто говорил о «левых» схемах захвата земель в их районе и однажды «случайно» попал в ДТП, при этом заживо сгорев в машине, давала понять: меньше знаешь — крепче спишь.
— А кто, по-твоему, мог бы быть организатором этого «случайного» ДТП? — поинтересовался Станислав.
Оглядевшись, как если бы они были не одни, Мамайцев пригнулся и заговорил приглушенным голосом:
— Гражданин начальник, у этих людей руки очень длинные, а уши есть везде и всюду. Я вам скажу все, что знаю, только вы уж, пожалуйста, зачтите мне это для суда. Хорошо? Детьми клянусь — и на «червонец», и на «двадцатник» соглашусь, только чтобы не пожизненное! В общем, как мне рассказал один мой охранник, он краем уха слышал про какого-то барона Дэвидштейна. Этот тип проживает в загородном коттеджном массиве Лазурный Сад, но под русской фамилией. Ее я не знаю. Он и говорит-то — от нас не отличишь. Вот он-то, ходят слухи, и является самым главным по скупке земель, по перемещению туда богатых иностранцев. Вон, по телеку уже не раз говорили, что скоро быть мировому катаклизму, после которого только Алтай останется цел…