— Я что-то слышала про общественный контроль.
— Чепуха. Как ты себе это представляешь? Соберутся граждане и проголосуют — кто достоин их охранять, а кто нет? А если среди этих граждан больше половины урок засиженных или склонных? Кого они выберут? Нет, палочную систему ни в коем случае нельзя отменять. Любые эксперименты в этой области чреваты революционной ситуацией. Вот мы сейчас спросим.
Никита остановился возле арбузного развала, перед которым прямо на земле стояли грязные весы с набором гирек и картонная табличка с ценой за килограмм. Продавец — товарищ с лицом кавказской национальности, видимо узнав участкового, сразу заулыбался. Если, конечно, не был улыбчивым от природы.
— Салам аллейкум, — поздоровался Никита.
— Здравствуйте, Никита Романович. Очень рад.
— А вот скажи-ка, радостный наш. Лучше будет, если нам отменят показатели? Будет революция в стране или нет?
Продавец не думал ни секунды:
— Возьмите арбуз — и, как хотите, так и будет!
Если бы полицейский спросил, когда было восстание Спартака или кто играл роль Терминатора, ответ был бы тем же.
— Вот это верно… Все бы так. У нас праздник сегодня. Новый человек прибыл.
— Поздравляю… Угощайтесь.
Никита протянул Свете папочку с документами, выбрал достойный арбуз, для порядка сдавил его ладонями.
— Очень хороший, — улыбаясь, подтвердил кавказец, — прекрасный выбор.
— Смотри не обмани… Пакетик дай.
Продавец достал из ящика-стула большой черный пакет и помог погрузить в него арбуз:
— На здоровье.
Светочка полезла за кошельком:
— Я поучаствую.
— Еще не хватало, — остановил Сапрыкин, — мужчины угощают. Верно?
— Верно-верно, — закивал арбузник, словно депутат от партии власти на предложение президента, — кушайте, пожалуйста.
Еще одно угощение последовало от продавца овощей и фруктов, тоже представителя бывшей союзной республики. Он с радостью положил в пакет помидоров, огурцов, зелени и пару авокадо. И тоже не взял денег.
Светочка тонко уточнила:
— И что, так каждый день можно? Как при коммунизме прям.
— Нет, мы ж не беспредельщики. Так, по праздникам. Не волнуйся, не обеднеют. У них ни у кого разрешения на работу нет.
— Так, может… Сообщить в ФМС?
— ФМС в курсе, — спокойно ответил Никита, вместо того чтобы воскликнуть: «Ты что, дура?!», — но они тоже арбузы любят.
Светочка догадалась, что спорить о моральной стороне дела не имеет никакого смысла. Никита просто ничего не поймет. Как в девяностые бандюги, ставящие крышу, тоже бы не поняли. «Если барыга — обязан платить! Это аксиома, не подлежащая толкованиям».
Правда, за вино он заплатил, хотя и с приличной скидкой. Видимо, магазин «Вино — воды» не курировал. Либо курировал, но не один. Взял три бутылки красного сухого чилийского и поллитровку белой. Еще они зашли в продуктовый, где Света купила мясной нарезки, сыра и хлеба. Все-таки она проставляется.
Про себя она почти ничего не рассказывала. Так, формально, в общих чертах, согласно разработанной легенде. Начнешь вдаваться в детали, есть риск запутаться. Тем более что о работе в детской инспекции она имела очень смутные представления. Материалы Интернета — это несерьезно. Слава богу, Никита не доставал расспросами, а трепался больше сам. Света обратила внимание, что он не слишком убит горем из-за гибели человека, с которым трудился в одном кабинете. Мало того, даже не упомянул о нем. Словно тот просто уволился. Сама она пока про него тоже не спрашивала, как советовал Бойков.
Возле опорного пункта охраны общественного порядка номер два сидел на лавочке еще один выходец из советских колоний. Именно об этом говорила четырехугольная тюбетейка и характерный разрез глаз. При виде Никиты он поднялся и тоже улыбнулся:
— Здравствуйте, Никита Романович. Я к вам, — сильнейший акцент больно резал слух.
— Через пять минут, — ответил участковый, пропуская в подъезд даму.
Опорный пункт, как уже упоминалось, располагался в подъезде жилого дома. На заплеванной окурками и расписанной баллончиками лестничной площадке находилось две обитых металлом двери безо всяких табличек. Из-за одной доносились громкие звуки явно живой музыки. Грохот барабанов, визг электрогитары, писк синтезатора.
— Там рок-клуб, — пояснил участковый, — черти патлатые. Крестов понацепляли — с попами перепутать можно. Весь подъезд заплевали. Надо будет кого-нибудь на «сутки» отправить, чтоб не гадили. Представляешь, у нас табличка висела с расписанием приема, так сорвал кто-то. Наверняка эти рокеры.
Он дернул на себя вторую дверь, она открылась. Участковые тоже не опасались, что на них нападут. Да и смысл на них нападать? Добро пожаловать, граждане! Если рискнете…
— Прошу!
Они миновали предбанник со стеллажами и с дверью в туалет и оказались в большой прямоугольной комнате с двумя окнами. Когда-то здесь была кухня и гостиная, но перегородку сломали. Коллеги-участковые уже прибыли на службу и с азартом резались в нарды на пистолетные патроны, сидя на потрепанном и засаленном диване. Их было двое. Старший — поджарый усач в форме с погонами майора и младший — капитан, как и Никита. При виде вошедших они прекратили игру, прикрыли нарды журналом «Сканворды» и поднялись.
— В нашем полку прибыло! — по-ургантовски весело объявил Сапрыкин, почему-то показывая не на Свету, а на арбуз. — Знакомьтесь! Светлана Юрьевна!
Первым протянул руку старший лейтенант. Он был невысокого роста, с чуть выпирающим брюшком. Обширные залысины намекали, что через пару лет волосы покинут хозяина, и тот превратится в Брюса Уиллиса или певца Майданова.
— Владимир. Седых. Можно Володя.
— Светлана. Родионова. Очень приятно.
Майор назвался Петром Егоровичем Машковым. Светочка, увидев его, сразу вспомнила профессора Мориарти. Да, с таким личиком только мафиозников и играть.
— Как артист! — хохотнул Никита, вынимая из пакетов закуски и спиртное. — Вот твой стол, располагайся. Сразу предупреждаю — мы иногда ругаемся матом. Это не хулиганство, а выплеск позитивной или негативной энергии, как говорят ученые. Прошу не обижаться.
— Ты бы не куражился, — без вызова, но и не по-доброму предупредил майор, — у Сереги сорока дней не прошло.
— А вот учить меня не надо, — примерно таким же тоном ответил Никита, бросив на Машкова взгляд, какими обычно перекидываются дамы, претендующие на одного кавалера.
— Свет, там, в столе, талмуды по твоей земле, — показал Петр Егорович на дверцу ящика, — судимые, бытовики, подучетники. Не выброси случайно.
Она приоткрыла дверцу, заглянула. Несколько амбарных книг почти целиком оккупировали пространство.