— Извините, я больше этим не занимаюсь. Звоните в фирму, они пришлют менеджера.
— А телефон?
— Я не помню. Посмотрите в Интернете. До свидания.
Не дав помолодевшей даме ответить, она пошла дальше. Не оборачиваясь. Остальные тоже.
— И что это за крема? — мило, без пристрастия поинтересовался Никита.
— Подрабатывала по выходным. Сетевой маркетинг.
— Что, из Зареченска сюда приезжала? — уточнил бдительный Седых.
— А как иначе? Халтура, вообще-то, запрещена, а Зареченск город маленький. Увидят, доложат.
— Это правильно! — одобрил Сапрыкин. — Халтура огласки не терпит.
Ветеран Машков не спрашивал ничего, но на Светочку посмотрел более пристальным взглядом, в котором без труда читалось: «Есть у нас сомнения, что ты, мил-человек, стукачок».
* * *
Арест на пятнадцать суток у большинства населения ассоциируется с комедией «Операция „Ы“». Стройка, песчаный карьер, мясокомбинат… Ага. Это если есть стройка и нет гастарбайтеров. Формально вывоз на работу предусматривался, но из-за отсутствия этой работы мелких хулиганов никуда не вывозили, и две недели те маялись от безделья в душных камерах изолятора.
Сержант проводил Светочку в специальный кабинет для бесед с арестованными, а спустя минут пять привел туда Андрея. Тарзан заметно сдулся, посерел лицом, а волосы завязал в косичку. Жалкое зрелище. И за что она его любит?
Она положила перед собой чистый бланк объяснения:
— Пришел в себя?
— Я и не уходил, — не поднимая глаз, тихо пробормотал бытовой хулиган.
— Вот, — Света достала справку уточненного диагноза, — почитай.
Андрей поднес справку к глазам, разбирая врачебные каракули, потом затер ладонями виски:
— Не понял… Какая резаная рана? Кто ее? Где она сейчас?
— Не придуривайся… Она в порядке. А вот ты где? В каком мире?
Он не ответил. А потом, как предсказывал опытный Никита, затянул балладу о частичной амнезии, вызванной употреблением некачественного алкоголя, купленного у соседа по себестоимости. И все попытки вспомнить сцену в комнате заканчивались кулинарным словом «блин». Самое печальное, что он не выкручивался. Он действительно ни хрена не помнил. А это значит — шансов на его посадку не слишком много, и на горизонте маячила «глухая» перспектива.
— Я — Каринку? — ошалело переспросил он, когда Светочка намекнула на его причастность. — Блин… Да не мог я!
— Мог и смог.
Тарзан опять приступил к массажу висков. Это пошло на пользу. Он вспомнил о последствиях:
— И… Что? Что мне будет?
— Если без отягчающих — до восьми лет, — Света не спешила радовать козлика, что жена его простила. Чтобы проняло.
— Блин…
— Давно не работаешь?
— Месяц. Пробовал найти — никак…
— Кто б сомневался… Что будем писать? — Она кивнула на бланк.
— Не знаю…
Очень, очень хотелось снова блефануть, сказав, что супруга дала на него показания, и единственный разумный вариант для него — чистосердечное признание и сделка со следствием. Возможно, он бы поверил и написал все что нужно. И даже оставался шанс довести дело до суда, с учетом косвенных улик.
Но Карина… Она же любит этого идиота. И не станет ли она в результате справедливого решения дважды потерпевшей? И какие будут итоги?
«Не сажайте его… Умоляю…»
Какая странная ситуация… Ее внедрили, чтобы найти гада, а приходится решать совсем другие проблемы. И не простые проблемы. От ее выбора зависит судьба двух людей. Никакие показатели ее не волнуют — она человек временный, через месяц уйдет, а то и раньше. А люди-то останутся. С последствиями сделанного ею сейчас выбора. И как всегда бывает в подобных случаях — на раздумья меньше минуты. И не с кем посоветоваться.
Закон слеп, но она не слепа.
Какую интересную работу она все-таки выбрала.
* * *
Принцип «Все лучшее детям» не распространялся на инспекцию по делам несовершеннолетних города Зареченска. Поэтому находилась она не в отдельном здании с большими светлыми окнами, выходящими на солнце, а арендовала пару темных и сырых комнат в типовом здании жилищной конторы. Еще повезло, что комнаты находились на первом этаже, а не в подвале. С другой стороны — лучше бы в подвале — стекла в окнах приходилось вставлять раз в неделю. Молодое поколение считало, что нет лучшего способа отстоять свои права, чем метнуть камень в окно детскому инспектору. А то и «молотов коктейль». Картонный Дядя Степа, поставленный в качестве наглядной агитации перед дверью, прожил два дня. В первый день его нецензурно разукрасили баллончиком, а на второй подожгли.
Без пяти семь по местному зареченскому времени в инспекцию зашла конопатая особа лет двадцати пяти, с легкой сутулостью. Подобная обычно бывает у пианисток, сидящих по восемь часов за пианино. Ее гардероб указывал на принадлежность к нижнему сословию. Все скромно, без бутикового гламура. Она постучалась в первую комнату, после чего приоткрыла дверь и заглянула внутрь.
Там находились две женщины средних лет и милый подросток в майке с татуировкой слона на плече и пояснительной надписью «СЛОН». [4] Наверно, специально для тех, кто не понял. Одна из женщин курила, вторая вытирала платочком слезы, сидя на стульчике.
— Здравствуйте, — негромко поздоровалась посетительница.
— Здоровее видали! — тут же прогорланил пацан, за что получил от курящей дамы подзатыльник.
— Не имеете права! Завтра встретимся в прокуратуре! — завопил подросток. — Я побои сниму!
— Заткнись, — не глядя на него, бросила инспектор и повернулась к гостье. — Слушаю?
— Я к Светлане Юрьевне… Родионовой.
Инспектор ответила не сразу. Словно складывала в уме два шестизначных числа. За нее ответил юридически подкованный мальчик:
— Мы ее на «хор» пустили! Ха-ха-ха…
И тут же получил второй подзатыльник. Женщина с платочком заплакала еще сильнее, прошептав: «Сынок, не надо…»
— Она здесь больше не работает, — пояснила инспектор, вдавив окурок в пепельницу, сделанную в виде покемона, — перевелась в Юрьевск.
— Жаль…
— Я ж говорю, на «хор» пустили, — добавил милый мальчуган.
— А что вы хотели? Могу дать ее служебный телефон, — она взяла со стола мобильник.
— Спасибо, не надо… Я… Просто хотела посоветоваться… У меня проблемы с сыном.
Если судить по возрасту посетительницы, сыну было не больше восьми лет. Молодеет преступность, молодеет.