— То есть ты за расстрелы?
— Почему? Мы ж не дикари. Инъекции, газ… Шутка. Я за адекват. Уверен, что этого Ромку хоть раз, но прихватывали.
Все эти рассуждения вполне укладывались в психологический портрет Кирилла Павловича. С подобной позицией и идут вершить самосуд. Раз не может государство, могу я, хотя тоже являюсь частью государства. Бомбист-одиночка.
— Шоколадку хочешь?
— Что? — переспросила Ольга.
— Шоколадку. — Копейкин достал из нагрудного кармана небольшую плитку.
— А… Нет, спасибо. Я к сладкому равнодушна.
— А я наоборот… Тащусь. Даже бисквиты печь научился. В детстве недоел.
Дорога не отняла много времени, машина — крайне полезное изобретение, хоть и экологически вредное. Копейкин не стал тормозить прямо возле забора Борисова. Лучше соблюдать конспирацию. Кто знает, что там происходит? Хорошо, если анекдоты травят или о политике спорят.
— Посиди, я сейчас.
Он покинул машину, во двор Борисова зашел не через приоткрытую калитку, а перемахнул через забор, подставив под ногу валявшуюся старую автомобильную покрышку.
Ольга тоже не осталась в машине, хотя с чистой совестью могла бы разложить на мобильнике пасьянс. Но Копейкин интересней, чем пасьянс.
Через забор она не полезла. Немного постояла возле калитки, прислушиваясь. Забор высокий, из дома ее не видно. Заглянула в щелку. От забора к крыльцу вела узкая галечная дорожка, вдоль которой тянулся жесткий кустарник. Она приоткрыла калитку и осмотрела двор. Спекулянт и мошенник Борисов не пожалел денег на ландшафтного дизайнера. Видимо, потерпевших было немало. Из дома, тоже, кстати, не лишенного скромности, не доносилось никаких звуков. Копейкина во дворе Ольга не увидела, значит, он внутри. Карандашей у него больше нет. Интересно, что он предпримет на этот раз? Какие еще пытки остались в арсенале мастера?
Она тихонько прошмыгнула в калитку, сделала пару шагов по дорожке и замерла, словно на дорожке была не галька, а жидкий цемент.
Из окна первого этажа с торца дома выпрыгнул худосочный паренек со спортивной сумкой на плече. В правой, почерневшей в районе локтевого сгиба, руке он держал двуствольное ружье. Обычно из окон выпрыгивают либо сумасшедшие, либо жертвы пожара или землетрясения. Этот больше походил на лицо из первой категории. И не потому, что землетрясения не ощущалось. Прекрасны юные черты.
— Кирилл! — на автомате закричала Ольга.
А что еще делать в подобной ситуации? Ведь в ее сумочке пистолета не было. Только косметика, диктофон, мобильник и карандаши. Карандаш против двустволки производства ижевского завода — все равно что карандаш против двустволки другого завода.
Неизвестно, услышал ли ее крик Копейкин, но оконный товарищ услышал точно. И отреагировал вполне предсказуемо. Не побежал к высокому забору, а понесся по галечной дорожке к калитке. Прямо на нее.
— Кирилл!!!
Наверно, в спокойной обстановке, за чашечкой кофе, Ольга приняла бы единственно верное решение. Выскочила бы на улицу и захлопнула калитку. Но как легко рассуждать после, когда тебе в лицо не направлены два ствола, из которых в любую секунду может вылететь заряд картечи! Как легко анализировать потом! И как сложно сейчас.
Она не прыгнула за калитку. Она осталась на месте. Она просто не могла пошевелиться. Посчитала, что, если замереть, он, словно слепой носорог, пробежит мимо и не тронет ее. Ей хотелось слиться с окружающей средой, сделаться невидимой. Не получилось.
Носорог не пробежал.
За пару метров до нее притормозил, бросил сумку и поднял ружье.
Ольга сунула руку в сумочку, словно там лежал спасительный амулет. Но от волнения уронила ее на гальку.
Неправда, что за секунду до смерти человек вспоминает всю свою жизнь. Ничего она не вспомнила. И не вспоминала. Лишь одна мысль успела промелькнуть.
Как глупо… Не надо…
И еще ей показалось, что у парня вместо рук когтистые лапы, а вместо лица — волчья морда с желтыми глазами. И в лапах не ружье, а огромный, страшный серп. Как в том кошмаре. А у нее только карандаш Копейкина, который каким-то образом застрял в дрожащих пальцах. Она взмахнула карандашом, словно шпагой…
И тут же раздался выстрел…
* * *
Ольга не почувствовала боли. Зато услышала вопли.
Раз слух остался, значит, она жива.
В кино это один из самых распространенных штампов. Злодей глумливо прицеливается в героя из револьвера или автомата, но вдруг падает сам. А на заднем плане стоит второй главный герой с дымящимся пистолетом. Прием настолько эффективный, что им не брезгуют даже маститые режиссеры, типа Тарантино. А народ с удовольствием смотрит и хлопает в ладоши от радости за счастливый финал.
Сейчас бы тоже захлопал. Вторым героем был Копейкин, пальнувший с веранды. Правда, пистолет не дымился. Пуля попала парню куда-то в район почки, тот выронил ружье и катался по дорожке, вопя и матерясь. Герой же подбежал к ничего не соображающей героине, по пути откинув ногой ружье.
— Я ж сказал, в машине сиди.
И тут Ольгу прорвало. Мелкая дрожь переросла в настоящую трясучку, слезы хлынули непроизвольно, словно она чистила гигантскую луковицу, пальцы вцепились в куртку Копейкина. Выражение «Я в шоке» сейчас не было бы жеманством.
Она жива!
— Ну ладно, ладно… — он погладил ее по голове, — успокойся… Все нормально. Ружье не заряжено… Он бы тебя не убил. Просто попугал.
Копейкин обманывал. Второй ствол заряжен. А из первого был убит мошенник Борисов, чье нафаршированное картечью тело остывало в доме.
Он расцепил ее пальцы, нагнулся и стал собирать в сумочку выпавшие из нее вещи. Когда дело дошло до мобильника, опер нечаянно, а может и специально, нажал кнопочку разблокировки. На дисплее отразилось фото — содержимое его стола. Ольга в спешке не успела закрыть приложение. Копейкин, усмехнувшись, посмотрел на куратора, но ничего не сказал. Убрал мобильник в сумочку, повесил ее на плечо Гориной.
Из шока она пока не вышла. Он несильно приобнял ее, снова начал гладить по волосам.
— Тихо, тихо… Хочешь, повой… Помогает.
А погода была омерзительно прекрасной. Туча, наконец, лопнула, вода хлынула с небес, добавляя драматизма в сцену. Чистое кино!
За забором послышался шум подъехавшей машины. Во дворе появились новые герои. Начальник отдела Сычев, напарник Копейкина Леха Батраков, дежурный Палыч, не дорешавший сканворд.
Но Ольга никак не отреагировала на их появление. Она ничего не видела. Потому что смотрела в одну точку.
На маленький кулон, висевший на цепочке Копейкина. Тот выскочил из-под рубашки, когда опер собирал ее вещи.
Кулон был в форме мотоциклиста, стоящего на заднем колесе на надписи «Speedway».