— До дома еще доехать надо. Ты ж с работы. Проходи на кухню.
Увы, если ты не из группы «Сиалекс», приходится заманивать мужчину традиционными способами. Ужин, пуговица, тапочки… По́шло, а куда денешься?
На кухне из магнитолы завывал лирический Крис де Бург. Диска с блюзовой музыкой под рукой не оказалось. Бурга любил Тимур — это его пластинка. Она усадила гостя на табурет, достала из шкатулки иголку с ниткой. Подсела рядом на второй табурет. Сегодня от него пахло не очень дорогой туалетной водой. Что-то вроде «АХЕ», которая, если верить рекламе, притягивает женщин. Вранье. Не притягивает.
— Я аккуратно… Только не дергайся…
Сближение лучше начинать с общих тем. Не о снах же, не о книгах…
— Кирилл, я в Следственный комитет не успела. Но не волнуйся, завтра заскочу.
— Каждый раз с этой стрельбой…
— Много стрелял?
— Два раза. Вверх. И по полгода отписывался.
«Если не считать факультативно-альтернативной стрельбы».
— Мол, пуля долетает до неба, падает вниз и теоретически может попасть в чью-нибудь башку. А поэтому даже для выстрела вверх нужны серьезные основания. А то, что мне собака, извиняюсь, чуть зад не откусила, так это, видишь ли, никого не волнует! Хотя я мог бы эту шавку запросто укокошить!
— Какую шавку?
— К цыганам шел, а она прицепилась. Мелкая такая, но кусучая. Джинсы порвала.
Ольга вспомнила эту собаку. Тоже прицепилась, когда она искала дом Василя.
— А что ты у цыган делал?
— Так по работе… Задолбали. Полрайона наркотой снабжают. Вон — особняков построили, как на Рублевке. Главное — прихватишь, его следствие тут же на подписку, он сразу на Украину, а на его место другой.
— Почему на Украину?
— Да у них всех паспорта украинские. Иностранцы, блин. Еще и переводчика требуют. И чего с ними делать?
«Поэтому проще взорвать».
— А в первый раз почему стрелял?
— Да это еще в старом отделе… Там вообще анекдот… Дежурил на Пасху. Выходной день, народу в отделе минимум. Часов в семь мужик в дежурку прибегает ошалевший. Я как раз заглянул футбол посмотреть. Так и так, по соседнему двору товарищ бухой бегает с пистолетом. На людей наставляет. Мы с дежурным выскочили, добежали. Точно. Бегает орел с пушкой. Наставляет на всех. «Убью», — орет. Ну и какой у нас выбор? Для начала вверх шарахнул. Велел ствол на землю положить. Он выполнил. Положил. Подбежали, скрутили. А ствол игрушкой оказался. Соответственно у мужика никакого состава. Даже на мелкое хулиганство не тянет. Он заявил, что с сыном в войну играл… А нет состава — необоснованное применение. А я видел, что ли: игрушка, не игрушка? Темно уже было… Пусть спасибо скажет, что не на поражение стрелял. В общем, еле отписался.
— Да уж, не Америка… Хотя там тоже только в кино палят. К нам как-то делегация приезжала из Лос-Анджелеса. Я спросила у патрульного, который на улице двенадцать лет, — сколько раз он стрелял? Ни разу. По той же самой причине. Тройная проверка — собственная безопасность, прокурор да еще судья. Притом что у них оружие в свободном доступе и стрельба довольно обыденная вещь. Все… Готово.
Ольга срезала кухонным ножом нитку.
— С Никитой помирились?
— Да мы и не ссорились. Так, дуется, что в кино не пошли. Он, вообще-то, понимает, где я работаю. Когда совсем мелким был, я его с собой на дежурства брал. Оставить не с кем, приходилось… Посажу на диван, а сам заявителей принимаю. Иногда и на заявки выезжали. Так он наслушался и даже сам допросы учинял. Хорошо, не колол. А один раз дамочка пришла — машину угнали. Так он ей открытым текстом: «Гражданка, а не вы ли сами свою машину угнали, чтоб страховку получить?» С дамочкой истерика. Самое смешное, что потом выяснилось: действительно — сама.
— Ты бы хотел, чтобы он стал полицейским?
— Боже упаси…
Почему, ответить Копейкин не успел. Помешал звонок в дверь.
Ольга никого не ждала. Может, соседи?
— Я, вообще-то, никого не жду.
— Будем надеяться, что это не потерпевший с заявлением о пропаже ружья.
— Посиди, я сейчас.
Она поспешила в прихожую, припала к глазку.
Черт! Тимур! Без команды. Только его сейчас не хватало! И ведь не притворишься, что никого нет дома: свет горит, Крис де Бург любимый поет-заливается.
Ольга открыла дверь. Тимур стоял на пороге с таким выражением лица, которое бывает у подсудимого, произносящего последнее слово. Полное и чистосердечное раскаяние. Больше не буду, только не сажайте. В правой руке он держал цветочный горшок с «мужегоном». Чувствовался неформальный подход. Вместо обычного ларечного букета ее любимый цветок. Бегал, искал…
Ну зачем она так?.. Тимур совсем не плохой человек. Просто, наверное, не для нее.
— Оль, здравствуй… Извини, я без звонка.
— Здравствуй.
— Оль… Я хочу признаться.
Ольга посторонилась, пропуская его в прихожую. Не на пороге же выслушивать признания.
— Слушаю. — Она решила держаться холодно.
— Хм… Мы тогда действительно не в клубе были. Сразу в сауну поехали. Москвичи потащили. Но я только парился, клянусь.
Народный артист произнес бы «клянусь» менее убедительно. Сейчас Тимур не врал.
— А почему сразу не сказал?
— Не хотел расстраивать… Ты бы черт-те что представила… А у тебя и так на работе проблем хватает. Оль, извини, я вспылил, наговорил ерунды… Глупость какая-то… Проще сказать правду, но почему-то есть уверенность, что тебе не поверят. У меня столько проблем из-за этого… И еще… Оленька… Я не могу без тебя. Это правда. Волком вою.
Положение, однако. Учитывая, что на кухне человек, вой которого нравится гораздо больше. И что же ответить? Сказать — поезд ушел? С крыши Тимур вряд ли прыгнет, но что-то похожее выкинуть может. Человек в таком состоянии непредсказуем.
За нее ответил другой:
— Малыш, а где у нас мука?
Подсудимый понял, что судья не поверил его словам… И перемены на лице открыли его истинную сущность.
Ольга обернулась. В конце прихожей улыбался Копейкин. Со скалкой в руке и ее фартуке с народной вышивкой. Фартук, к слову, подарил Тимур. Были в магазине, ей понравилось, он купил.
— Опа! — Копейкин очень ловко играл свою роль. Вышел узнать, где мука, а тут знакомое лицо.
Тимур не играл. Обалдел реально, неподдельно.
— А он? Что? Тут? — Все слова были сказаны через паузу.
— Пельмени, — улыбнулся опер, на всякий случай подняв скалку.
Ольга поняла, что ей срочно пора вмешаться.
— Вы только больше не деритесь, пожалуйста.