– Наталья Сергеевна, вы действительно уверены, что у вашего мужа не было оружия? Только честно. Мы с вами здесь одни, протокола нет. Никто не узнает. Просто мне самому нужно понять, какова ситуация на самом деле.
Она судорожно заметалась. Вот он, момент истины. Что делать? Довериться этому пареньку? Или продолжать стоять на своем? Нет, это невозможно, невозможно продолжать жить, никому не доверяя…
– Я не уверена, – сказала она и почувствовала невероятное облегчение. – Я действительно никогда не открывала ни его тумбочку в спальне, ни ящики его письменного стола, ни его сумки и чемоданы. И не проверяла карманы. Поэтому я не могу утверждать со всей ответственностью, что в нашем доме никогда не было пистолета. Я этого просто не знаю. И я действительно не видела Валеру в тот момент, когда он уходил, и не могу поклясться, что пистолета у него с собой не было. Я прожила с Валерой двадцать пять лет, мы в этом году отмечали серебряную свадьбу. Я знаю его, как никто. Я знаю, что он может ударить. Может накричать. Может нагрубить и оскорбить. Но убить человека он не может. Вот вам вся правда.
Наталья Сергеевна выдохнула и замерла. Потом заплакала.
Сквозь слезы она слышала, как Роман объяснял ей, что ложные показания в данном случае принесут только вред, потому что ее будут спрашивать раз за разом, упирая на всевозможные детали, до тех пор, пока она не ошибется и не станет понятно, что свидетель Ламзина лжет.
– Вас все равно поймают на противоречиях и додавят, а потом еще и заставят сказать то, чего вы говорить не хотите. Наталья Сергеевна, это не тот путь, который вам нужен.
– А какой? – всхлипнула она, отирая глаза рукавом трикотажной спортивной куртки, в которой ходила дома. – Какой путь мне нужен? Что я могу сделать для Валеры?
– Вам нужен адвокат. Врагов и убитого Болтенкова, и вашего мужа нужно искать. Следствие этим заниматься не будет, потому что все обстоятельства указывают на виновность Валерия Петровича и он уже находится в СИЗО. Проверка других версий следствию неинтересна.
– А что сможет адвокат? Он будет искать тех, кто хотел Валеру подставить?
– Ну, это вряд ли, – улыбнулся Роман. – Он обратится к частным детективам. И если есть хоть малейшая возможность доказать невиновность вашего мужа, адвокат сможет это сделать. Если вы готовы, я посоветую вам, к кому обратиться.
– Сколько это будет стоить?
– Вероятно, немало, – вздохнул оперативник. – Частные сыщики стоят дорого. Но без них адвокат не сумеет найти всю нужную информацию и всех нужных людей.
Ламзина подняла голову и посмотрела на него высохшими от слез глазами, в которых стояла отчаянная решимость.
– Я найду деньги.
* * *
Его не покидала тревога. Казалось, что он, Ромчик Дзюба, страшно лопухнулся и совершил непоправимую ошибку. Ох, получит он за это от старших товарищей, а если сильно не повезет – то и от начальства тоже! Он – оперативник, офицер полиции, он обязан, как напомнил ему следователь Баглаев, работать только на стороне обвинения и ни на какой другой. А он… Пошел к жене задержанного и посоветовал обратиться к хорошему адвокату. Так этого мало, он еще и поперся вместе с ней на встречу с родителями спортсменов, которые катались в группе у этого задержанного, Валерия Ламзина. Хотя, если сделать «покер фейс», а проще говоря – морду ящиком, то перед кем угодно можно оправдаться тем, что оперативнику обязательно нужно было послушать, что будут говорить родители и как отзываться об арестованном тренере. Из разговоров и с Натальей Сергеевной Ламзиной, и с работниками Дворца спорта, и с сотрудниками спортшколы Роман уже знал, какова общая практика: родителям разрешают присутствовать на тренировках примерно раз в неделю, обычно – по субботам, чтобы они своими глазами увидели, как тренируются их детки, чему научились, какие элементы осваивают, какие успехи делают. Но тренировки-то проходят не только по субботам, и о том, что происходит на льду во все остальные дни недели, кроме одного законного выходного, мамы и папы узнают только со слов ребенка. А ребенок может много чего порассказать… К тому же многих фигуристов приводят или привозят на тренировки бабушки или неработающие мамочки, которые, ожидая своих чад, собираются вместе и устраивают своеобразный клуб, в котором разговоры ведутся только на одну тему: как проходят тренировки, что кому сказал тренер, а кому не сказал вообще ничего, кому сколько внимания он уделил… Так что родители в данном случае – весьма ценный источник информации. Ситуация острая, а в острой ситуации люди могут проговориться о том, о чем раньше молчали, в частности, и о том, что им дома рассказывали дети и просили больше никому не говорить.
– Я не хочу устраивать встречу в кафетерии Дворца спорта, – сказала ему Наталья Сергеевна Ламзина, обзванивая родителей. – Сегодня две тренировки, утренняя уже заканчивается, а вот после обеда будет вторая, с пятнадцати часов. Они привезут ребят и на два часа свободны. Я попрошу их прийти в кафе неподалеку от Дворца, на соседней улице. Не хочу встречаться ни с кем, кто работал с Валерой.
Роману было все равно, где именно устраивать встречу с родителями. Главное – результат. Прийти на встречу согласились все, кому смогла дозвониться Наталья Сергеевна.
– А остальные? – спросил Дзюба.
– Остальные тоже придут, они же встретятся во Дворце с теми, кому я позвонила, и им скажут.
Они приехали минут за пятнадцать до назначенного времени. Кафе было совсем небольшим и, судя по царившим в нем запахам, дешевым, с не очень хорошей кухней, но зато хозяин оказался человеком приятным и любезным и легко разрешил сдвинуть вместе несколько столов в углу зала и согласился с тем, что гости еду заказывать, скорее всего, не будут, просто посидят и поговорят. Ну, в крайнем случае, водички попросят, соку или чашечку кофе.
– Да ради бога, – он весело махнул рукой, – все равно у меня в это время пусто, вот с двенадцати до половины третьего – обычно лом, все на обед прибегают, и потом, после шести вечера, уже молодежь приходит пива попить. А с трех до шести простаиваем.
Роман помог двум хилым на вид, малокровным девочкам-официанткам сдвинуть столы и занял место в самом углу, спрятавшись в тень, которую давали широкие навесные полки, уставленные чем-то декоративным, на взгляд Дзюбы – совершенно безвкусным. Ему не хотелось бросаться в глаза тем, кто придет на это собрание.
Ламзина казалась спокойной и собранной, но Роман понимал, что это результат колоссального усилия воли. Он видел ее сегодня утром в домашней обстановке и очень хорошо представлял себе, что на самом деле происходит в душе этой женщины. Мало того что муж арестован, так еще и явившийся неизвестно откуда и непонятно зачем полицейский делает ей более чем странное и, уж во всяком случае, совершенно точно неожиданное предложение, дает советы, как помочь мужу. Можно ли ему верить? Не ловушка ли это? Не очередная ли хитрость продажной полиции, которой нужно только одно: посадить хоть кого-нибудь, кого угодно, только бы скорее закрыть дело и отчитаться?
«Знала бы она, как я сам боюсь…» – с усмешкой подумал Роман.