— Однако ты, Ратмирович, не сказал главного. При чем тут сбежавший хранитель?
— А разве ты не понял? Он заговорил свой храм как раз перед последним небом, перед гневом богов. Он священник того мира, в котором правят выродки. И у него в голове остались все знания великой, древней и очень могучей цивилизации ариев. Олежка, милый: у него сила бога и характер подвальной крысы! Он наберет силу, превратит весь мир в хаос и станет веселиться в нем до тех пор, пока у богов не лопнет терпение еще раз. Сто, двести лет… И все. Живые позавидуют мертвым. Ты хотел знать, что ждет твою Русь? Ее не станет, будет гнев богов. Ты хотел вернуться к себе домой, в будущее? Его не станет, будет гнев богов. Будет холод, лед и мерзлое мясо. Ну что, теперь ты меня понимаешь?
— Да, тоскливая перспектива… — признал ведун.
— Я тебе больше скажу, бродяга. Поздние храмы арийцев настолько чужды миру, настолько враждебны, что возле них даже зелени никогда нет. Трава еще кое-как пробивается, но кусты или деревья ближе полутысячи шагов не растут. Дохнут от злобного воздействия.
— Лысая гора… — пробормотал Олег.
— Что?
— Гороховец был построен на Лысой горе. Да и вообще на Руси везде — как Лысая гора, так обязательно на ней нечисто что-то. Скажи, Ратмирович, не могло бы быть такого, что вся эта нежить — это уже его? Может, он пока так развлекается?
— Нет, еще рано, — покачал головой Ворон. — Понимаешь… Ну вот представь, что вот этот камень — это реальный мир. Вещий человек поднимается…
— Да, я помню. Вещий видит сверху мир, а очень вещий видит других вещих, но плоховато разбирается в обычном мире. Слишком высоко сидит.
— Правильно, — кивнул старик. — Так вот хранитель — он «очень вещий». Ему не уследить за миром самому. Ему нужен кто-то, кто станет на ступеньку ниже и станет надзирать за низшими существами. Ему нужны ученики. И пока он их не обучил, у тебя есть шанс.
— У меня? — Приподнял брови ведун. — А как же ты?
— Ты же сам говорил, бродяга, — отвел глаза Ворон, — я человек серебряного века. Я жрец. Я могу научить читать, писать, владеть оружием, готовить зелья и произносить заговоры. Но я не умею сражаться, это не мое. Я жрец. А человек меча — это ты.
* * *
Теплое, ласковое солнце заставило Олега снять и спрятать во вьючный тюк налатник, а косуху расстегнуть, подставив встречному ветерку шелестящий шелк синей болгарской рубахи. Вокруг, чуя близость более приятной поры, весело пели птицы, снег уже не блестел в ярких лучах, а стал рыхлым и ноздреватым. На утоптанной дороге под ногами и вовсе появились лужи — копыта лошадей то и дело разбрызгивали мелкие талые ручейки.
Правда, Олега надвигающаяся весна ничуть не занимала. Его тревожили совсем иные мысли. Семь небес. Семь уровней развития мира. Поверие — или истина в высшей инстанции? Правда — или одна из сказок?
Древнейшие народы, известные науке, вообще-то, действительно были помешаны на религии. Древнеегипетские пирамиды, скифские курганы, китайские гробницы царей. О мертвых заботились больше, чем о живых. В могилы уходили килограммы золота, ценнейшее оружие, слуги, скот… Потом пришло время князей. Клятвы на верность, завоевательские походы, воинская доблесть, могучие крепости. Феодализм, одним словом. Потом пришли капиталисты, а вместе с ними — войны за нефть, за уголь, за проливы и торговые пути, полная аморальность во имя наживы. Слово чести, ради которого еще вчера воины шли на смерть, продавалось за копейку их новыми, расчетливыми хозяевами. Потом социализм — власть рабочих и крестьян. Новое государство больше не воевало — только защищалось. За казенный счет строило дома, базы отдыха, школы для детей. Делало, что могло. Во всяком случае — пыталось. А дальше — хаос… Естественное завершение процесса? И теория о глобальном потеплении, как намек о грядущем гневе богов?..
— Кажется, я очень вовремя сбежал к своим предкам… — пробормотал Середин. — Может, Ворон и ошибается, но если следовать фактам… Если следовать фактам, то лучше не рисковать. Вот только как найти в шестимиллионной Руси одного-единственного опасного человека? Тем более, что про него известны только две приметы: он появился недавно и ищет учеников. Правда, на него должен реагировать крест… Ну, что же, и на том спасибо. На волхвов крест тоже нагревается. И на простых колдунов, и на опытных знахарок. Что же теперь — всех подряд резать? Так ведь тогда сам хуже проклятого арийского хранителя станешь.
Впереди показался частокол. Десяток обычных деревенских изб, обнесенных прочным тыном из кольев в две ладони толщиной, одностворчатые ворота шириной с телегу. Олег покосился на солнце. Оно стояло еще высоко. Однако стараниями арийской нежити те пахари, что еще не подались на север, в более спокойные края, сбились в дружные укрепленные селения, и очередной деревеньки до темноты можно было уже и не встретить. Ночевать же во влажном весеннем снегу ведуну совсем не улыбалось.
— Пройдет тыща лет, раскопают археологи все эти частоколы и станут потом гадать — а с чего это на Руси случился этакий взрыв градостроительства? — хмыкнул Середин, поворачивая к воротам. — Интересно, чем объяснят? Распространением ремесленничества или вспышкой рождаемости?
С высоты коня всадник заглянул через тын — у ворот никого. Тогда он спешился, толкнул незапертые ворота и вошел внутрь, ведя скакунов в поводу.
В ближнем дворе мужик чинил телегу — приколачивал что-то в колесе. Покосился на гостя, ничего не сказал, вернулся к работе. Надо так понимать: раз не нежить, можно и внимания не обращать. Олег тем не менее поклонился, как бы здороваясь, пошел дальше, прикидывая, в какую избу постучаться на ночлег. Выглядели все примерно одинаково: срубы свежие, между бревнами мох болотный пучками торчит, дворы открытые, под общую с домом крышу еще не подведены.
— Колдун! — Шедшая от колодца девка торопливо поставила коромысло с полными ведрами, кинулась навстречу. И ведун с удивлением узнал в ней давешнюю Зарянину подругу. — Колдун… — Она опасливо закрутила головой, понизила голос: — Он сбежал, колдун. Поначалу любился, как ты и сказывал. Потом тоже любился, да не ласкался. А тут и вовсе сбежал. Колдун… Ты же обещал, что любить станет, колдун! — уже требовательно напомнила она.
— Заговор на кровь знаешь? — вздохнул Олег. — Добавляешь кровь свою месячную в еду или питье, наговариваешь: «Кровь отошла, мне не нужна, нужна любому моему. Я без крови не могла, он без меня не сможет, отныне и вовек». Против такого наговора никто устоять не сможет, это точно.
— Благодарствую, колдун! — быстро поклонилась девка. — Я потом… принесу чего-нибудь.
Она вернулась к коромыслу, подняла на плечо, двинулась по улице, поводя бедрами.
— Нет, чтобы в гости пригласить, зар-раза, — буркнул себе под нос Олег, поворачивая следом. — Хоть бы спросила, чего надо, с чем приехал?
В принципе, он предпочел бы какую-нибудь молодую вдовушку в хозяйки. С такими при ночлеге и общий язык найти проще, и отношение добрее, да и вообще… Однако объявлений: «Молодая вдова пустит на ночлег добра молодца» — никто в деревнях не вешает, а заговорам, как дом одинокой хозяйки вычислить, Ворон своих учеников не учил.