Дубровский проводил Макса в его комнату, помог стянуть сапоги и, только уложив его на кровать, отправился к себе. Потемкин уже спал или прикидывался спящим, во всяком случае он не ответил на вопрос Дубровского. Не зажигая света, Леонид молча разделся, забрался в свою постель. Он долго лежал с открытыми глазами, припоминая события минувшего вечера, пьяную компанию немцев и Светлану Попову.
Дубровский понимал, что случай свел его с опасной преступницей, способной натворить много бед в расположении советских войск, понимал, что должен принять срочные меры, чтобы как можно быстрее сообщить капитану Потапову приметы этой предательницы, которая в ближайшие дни может опять оказаться за линией фронта. Он решил, что завтра же отправит Алевтину Кривцову в Малоивановку за Виктором, и вдруг вспомнил пьяную болтовню Макса Ворога.
«Что это? Расставленная ловушка или крик наболевшей души? Но ведь он чех. Быть может, и ему не по нутру это неприкрытое немецкое чванство? А если так, то нельзя недооценивать и возможности Макса Ворога. В доверительных беседах от него можно выведать многое. Придется рискнуть». Дубровский вспомнил, как один из чехов, присутствовавших на вечеринке, протянул Максу Ворогу свежую газету и ткнул пальцем в первую полосу. Дубровский вместе с Максом успел прочесть официальное сообщение, подписанное Карлом Германом Франком — статс-секретарем протектора Чехии и Моравии. Возвращая газету своему товарищу, Макс Ворог сказал:
— Франк возомнил, что любой судетский немец может повелевать чехами. Посмотрим, что из этого получится.
Тогда Дубровский не придал значения этим словам. Но теперь, взвешивая дальнейшие рассуждения Макса по дороге домой, он склонен был думать, что фельдфебель Ворог не так уж рьяно служит немцам, как хотелось бы Рунцхаимеру.
«В сущности, для гитлеровцев чехи тоже народ второстепенный. И Макс прекрасно понимает это, — размышлял Дубровский. — Следовательно, вполне вероятно, что он сочувственно относится к русским. А если так, то мы можем найти с ним общий язык. Ведь о Потемкине наши мнения совпадают. И Макс не случайно предупредил меня, чтобы я не доверял Потемкину. Правда, смешно. Кому здесь можно довериться? Здесь почти все доносят Рунцхаимеру друг на друга. Каждый стремится выслужиться, доказать свою преданность Гитлеру и «великой» Германии. Придется и мне следовать их примеру, чтобы не выделяться среди них. Тогда я должен донести Рунцхаимеру на Макса. Но я этого не сделаю. А вдруг Макс прикидывается, вдруг он действовал по заданию Рунцхаймера? Ну что ж, если придется объясняться по этому поводу, скажу, что не придал значения пьяной болтовне фельдфебеля Борога. Поэтому и не доложил. Сам-то я никакой крамолы не говорил. Но это так, на всякий случай. Дальнейшее покажет, что собой представляет Макс Борог. А главное сейчас — отправить Алевтину Кривцову в Малоивановку за Пятеркиным. Постой-ка, постой-ка. А если попросить Макса достать в полиции пропуск для Алевтины? Ведь он знает, что у меня есть девушка. Скажу, что попросила у меня пропуск, чтобы сходить за продуктами в село. Многие обращаются с такими просьбами. Риск небольшой. Неудобно, мол, беспокоить Рунцхаймера по такому пустяку. Если Макс достанет для нее пропуск — это уже кое-что…»
Было далеко за полночь, когда Леонид уснул.
После утреннего построения Дубровский подошел к Максу Ворогу.
— О! Я, кажется, основательно нализался вчера, — проговорил тот, протягивая ему руку.
— Я бы не сказал. Все было в пределах нормы.
— Хороша норма. Спасибо, Леонид, что дотащил меня до постели. Один бы я ни за что не добрался домой. У меня еще и сейчас голова раскалывается на части…
— В таких случаях у нас в России опохмеляются.
— O! С утра я не привык. Я уже проглотил таблетку от головной боли. А ты еще не забыл эту белокурую бестию?
— Я уже говорил вам, что у меня есть другая дама.
— Да, да. Я помню.
— Ради нее я хотел бы обратиться к вам с деликатной просьбой.
— Я готов сделать все, что в моих силах.
— Господин фельдфебель, моя знакомая собирается пойти в село Малоивановку за продуктами. Для этого ей необходим пропуск. Она обратилась ко мне, но я еще так мало работаю в ГФП, что не считаю возможным брать для нее пропуск в русской полиции. Если вас не затруднит сделать это для меня, я был бы вам очень признателен.
— Хорошо! Я достану для нее пропуск, только не зови меня больше фельдфебелем. Еще вчера вечером я просил тебя об этом…
— Я думал, вы уже забыли, о чем говорили вчера.
— Я никогда ничего не забываю, даже если бываю пьян. Запомни это, Леонид. Как зовут даму вашего сердца?
— Алевтина Кривцова.
Макс Борог достал из кармана блокнот и сделал для себя пометку.
— Если я правильно тебя понял, то сегодняшний вечер ты даришь ей?
— Да. Хотел бы сегодня же отдать ей пропуск.
— У тебя будет эта возможность. К обеду я тебе его принесу.
— Спасибо, Макс. Я тебе очень признателен…
— На твоей благодарности далеко не уедешь. Лучше познакомь и меня с твоей фрейлейн. Наверное, у неё есть подруги. Быть может, и мне улыбнется одна из них.
— Хорошо! Я поговорю с ней на эту тему.
— Господин Дубровский, вас просит зайти фельдполицайсекретарь Рунцхаймер! — крикнул Вальтер Митке, выходя из дверей барака.
— Спасибо! Бегу! — ответил Дубровский и, обращаясь к фельдфебелю Борогу, добавил вполголоса: — Извини, Макс. Ты же знаешь, Рунцхаймер не любит ждать.
Он расправил ремень, одернул куртку и побежал к Рунцхаймеру.
Войдя в кабинет шефа, Дубровский обратил внимание на подстилку, где обычно лежал Гарас. Собаки не было. Рунцхаймер перехватил его взгляд, загадочно улыбнулся.
— Сегодня Гарас выполняет особое поручение, — пояснил он.
За дверью, ведущей в спальню, послышался громкий, отрывистый лай.
— Видите, он докладывает, что у него все в порядке. — Рунцхаймер беззвучно рассмеялся. — Он даже на расстоянии чувствует, когда говорят о нем, и немедленно подает голос.
— А за какую провинность вы изолировали его?
— О, нет! Гарас безупречен. Я никогда его не наказываю. Сейчас он охраняет в спальне мою даму. Я запретил ей вставать с постели. Гарас понял меня с полуслова. Он вскочил на кровать, улегся у ее ног, и я уверен, что без моей команды он не покинет своего ложа.
Пересиливая отвращение, Дубровский заставил себя улыбнуться.
— Господин фельдполицайсекретарь, я восхищен вашей изобретательностью! — проговорил он. — Клянусь, я никогда бы не додумался до такого развлечения.
— А вам это и не доставило бы удовольствия, господин Дубровский. Только настоящий немец может по достоинству оценить мою шалость. Но сейчас разговор о другом… Я распорядился, чтобы Алекс передал вам нескольких наших агентов. Вы будете принимать их в комнате номер семь в здании русской вспомогательной полиции. Эта комната закреплена за нами. Ключ у дежурного по полиции. Надеюсь, вы понимаете, что появление этих людей здесь, в ГФП, могло бы навлечь на них подозрение местных жителей. В русской полиции — дело другое. Туда ходят почти все, кто проживает в Кадиевке. Поэтому наши люди принимают своих агентов только в полиции. Сегодня в десять часов туда придет господин Золотарев, Александр Золотарев. До сих пор он был на связи у Алекса. Теперь я поручаю его вам. Это житель села Максимовна. Запишите его сообщения. Наиболее интересные донесения пусть он напишет сам. Договоритесь с ним о следующей встрече. И поставьте ему задачу побывать у знакомых здесь, в Кадиевке. У него есть такие знакомые. Пусть попытается выяснить, кто взорвал водокачку, кто расклеивает листовки со сводками советского командования. Для нас это теперь главное. Вам ясно?