— Но согласитесь, Георг, ведь населению где-то надо жить?
— Всех жителей эвакуируют в Германию. Им там будет лучше.
— Я не думаю. Покинуть дом, вещи, которые наживались годами…
— А кого это интересует? — перебил Дубровского Вебер. — Сейчас война. Все переносят ее тяготы. Русские же на редкость выносливы, господа. Вы это знаете лучше меня. И они меня меньше всего беспокоят. Какая разница, будет у них кров или нет? Важно, чтобы они работали. Сейчас меня беспокоят итальянцы. Эти макаронники допустили высадку союзных войск в Сицилии. Это обстоятельство потребует нового напряжения сил. Германское командование вынуждено считаться с этим. Теперь мы не можем ожидать дополнительных резервов из центральной Европы. Но мы еще сильны здесь, в России. Я думаю, русским дорого обойдется эта попытка летнего наступления. Мы, немцы, умеем наслаждаться местью. Мы прольем реки крови, но не покинем эту землю. Русские свиньи будут помнить нас долго.
— Господин фельдфебель, — переходя на официальный тон, оборвал его Дубровский, — не забывайте, что мы тоже русские. И, как вы знаете, честно служим немцам и новому порядку. Поэтому мне не понятны ваши обобщения.
— Ха-ха! Неужели вы думаете, что мы и вас пустим в наш немецкий рай? Мы вас терпим, пока вы нам нужны. Это не мои слова! Это сказал фюрер!
— Георг, вы просто пьяны, — брезгливо поморщился Дубровский.
— Может быть, я и пьян, но я сказал правду. Так мыслят все немцы.
Он с грохотом отодвинул стул и, пошатываясь, направился к двери. Над столом повисла тишина.
— Видимо, действительно так думают все немцы, — задумчиво проговорил Дубровский.
— Брось, Леонид! Выпил человек лишнее. Да еще расстроился. Пойми, что они могут сделать без нас в России? — примирительно сказал Потемкин.
— В России-то, может быть, мы им и нужны. А вот понадобимся ли мы им в Германии?
— Ну, до Германии еще далеко. Считай, половина России у них в руках.
Дубровский смерил Потемкина недоуменным взглядом.
— Так за Уралом разве Россия? Там одна тайга. Зверя много, а людей нет. Разве что заключенные?
— Вот я и думаю, как бы нам с тобой туда не угодить со временем, — горько усмехнулся Дубровский.
— Не-е-е, до этого не дойдет. Попомнишь мои слова. Давай лучше допьем, чтоб зла не оставлять.
Он разлил по стаканам остаток шнапса.
Дубровский вышел из-за стола и, подойдя к своей кровати, стал раздеваться.
По железному оконному карнизу мелкой дробью забарабанил дождь. Дубровский с головой забрался под одеяло. Здесь, в темноте, было его царство. Тут никто не видел выражения его глаз, лица. Можно было улыбнуться своим мыслям или, наоборот, погрустить…
Лежа под одеялом, Дубровский старался не слушать пьяную болтовню Потемкина. Он пытался до мелочей взвесить создавшееся положение. «Если Ольгу Чистюхину взяли только лишь за справки биржи труда, тогда ей нет никакого смысла впутывать в дело и меня. Может отговориться, что, мол, помогала знакомым. За это могут отправить в лагерь. Но это еще не самое страшное. Во всяком случае, вряд ли будут пытать. Обычное злоупотребление. Пусть даже уголовное дело. Можно чем-то помочь. А вот если ее взяли вместе с другими подпольщиками, тогда ситуация меняется. Для немцев это уже бандиты. Тогда…» Он прекрасно знал изощренные, садистские методы следствия в гестапо. Неприятный холодок пробежал по спине. — Тогда из нее вытянут жилы. Может назвать меня. А не стоит ли бежать отсюда, пока не поздно? Подожди! Решение принимать еще рано. Поначалу надо выяснить обстановку. Макс Борог наверняка должен быть в курсе дела. Быть может, он и искал меня в связи с этим?»
Дубровский готов был пойти к Максу Борогу, но в последний момент заставил себя успокоиться. «Нельзя давать повод для лишних вопросов. Надо не показывать вида, что меня интересует судьба Чистюхиной. А утром схожу в домоуправление, где проживает Левина. Проверю домовую книгу, будто ищу кого-то. Невзначай спрошу, давно ли проживает здесь Мария Левина. Если она арестована, люди скажут… Во всяком случае, их поведение кое-что может мне подсказать. Тогда обратно в ГФП не вернусь. А ежели нет, повоюем еще на этом поприще».
…Утреннее построение закончилось на редкость быстро. Полицайкомиссар Майснер у всех сотрудников на виду хлопнул дверцей «оппель-капитана» и укатил в штаб командующего 6-й армией. Еще до того как встать в строй, Макс Борог сказал Дубровскому:
— Леонид, я заходил к тебе вчера вечером.
— Что-нибудь случилось, Макс? — сдерживая волнение, спокойно спросил Дубровский.
— Нет, ничего. Просто я стал теперь посвободнее. Вспомнил твое обещание, вот и зашел.
— Какое обещание?
— Ты собирался познакомить меня с хорошей девушкой.
— Сначала я должен договориться с ними о времени. И потом я не знаю, когда ты свободен.
— Мне хотелось бы сегодня провести вечер в женском обществе.
— Я готов. Но тогда мне надо в рабочее время отлучиться хотя бы на час, чтобы договориться с ними.
— Иди сейчас. Только скажи дежурному, что я послал тебя в город по делу. Возвращайся прямо ко мне. Я часок потяну с допросом. Познакомлюсь пока с документами. Сегодня ты весь день будешь работать со мной. Закончим к шести часам. На семь назначай встречу.
— Хорошо, Макс! Мы славно проведем время! — обрадованно проговорил Дубровский.
Он даже не предполагал, что так легко сможет вырваться утром с работы. Он ломал себе голову, как это сделать, а тут на тебе… Дубровский немного приободрился.
Подходя к дому Марии Левиной, он увидел ее у ворот.
— Мария! — окликнул он.
Она остановилась и приветливо улыбнулась.
— Здравствуйте, Леонид!
— Здравствуйте. Куда путь держим?
— К подружке зайти хочу.
— А вы не слышали, что с Ольгой?
— Вы уже знаете?
Она перестала улыбаться, опустила глаза.
— Знаю, что ее арестовали. Но с кем и за что?
— Это вам лучше знать. Вы же с ней вместе служите.
— Откуда вы взяли?
— Ольга рассказывала, что познакомилась с вами на бирже труда.
— Ну, это еще ни о чем не говорит.
— А я думала, что и вы оттуда. Во всяком случае, она о вас хорошо говорила. Вероятно, что-нибудь со справками. Больше-то она ничем не занималась.
— Да-а-а… — задумчиво протянул Дубровский.
Он понял, что Мария не знает о подпольной деятельности Ольги Чистюхиной. Таким образом, опасения были напрасны. Члены подпольной группы, видимо, остались на свободе.
— Мы хотим что-нибудь придумать, чтобы выручить Ольгу, — сказала Мария. — Она так много сделала людям добра.