— На КДП (командно-диспетчерском пункте). Ты у зама по авиации (заместителя командира корабля по авиации) уточни нюансы. Перед контролем готовности зайди ко мне, поговорим.
Первая половина дня прошла в подготовке к полётам. Все неясности уточнил, осталось получить радиостанцию и пройти контроль готовности к полётам. Сослуживцы подшучивали над Анатолием Романцовым, руководителем АПСС (руководителем авиационных поисково-спасательных сил), мол, полгода тренируется, мотается по различным командировкам, а в баркасе посреди моря для реальной работы болтаться мне придётся. Анатолий незлобиво огрызался. Было видно, что ему досадно оттого, что придётся заниматься всякими организационными вопросами. Но и сам понимает, что для такой работы, какая предстоит мне, опыта у него явно маловато.
Плотно пообедав, мы с соседом вернулись в свою каюту. Послеобеденный отдых на корабле — святое.
— А тут — чистота! — Слава провёл ладонью по секретеру и демонстративно взглянул на неё, не испачкалась ли.
— Ладно, ладно! В следующий раз приборку будешь делать ты. Давай проветрим каюту, — сказал я и шутливо добавил с пафосом, — Никакая вентиляция не заменит порцию свежего морского воздуха!
Море стало заметно спокойней. Солёные брызги уже не достают до иллюминатора, волны с шипением проплывают где-то внизу. Маловероятно, что захлестнёт.
— Ну, ты и затянул, — ворчал Слава, отдраивая иллюминатор, — в следующий раз сам откручивать будешь!
— Зато стекло целое. Говорят, у кого-то на левом борту волной стекло разбило, теперь до самого дома будут задраенными ехать, и воды в каюте набралось по самый комингс. Часа два черпали, а потом обувь и половики сушили в носовой машине….
— Наверное, не так плотно затягивали как ты, — Конюхов наконец-то открутил барашки и, открыв иллюминатор, сначала выглянул, а потом по плечи высунулся наружу, — Ох, и ничего себе! Ты только посмотри!
Однако, досталось нам изрядно: во время шторма волны как наждачной бумагой ободрали краску с борта корабля. Площадка МРГ (морского реактивного гранатомёта) смята, как лист бумаги и сорвана. На одном честном слове держится. Это какую же силищу нужно приложить, чтобы сотворить такое!
Вчера, во время шторма я поднимался на КДП. Даже более чем с тридцатиметровой высоты морские волны казались горами. Было удивительно видеть, как «Адмирал Кузнецов» зарывается трамплином в волну, и брызги бьют по ходовому посту. Ветер достигал тридцати четырех-тридцати пяти метров в секунду. Я наблюдал, как из-за шума моря и воя ветра, словно в немом кино, откуда-то с верхних ярусов надстройки сорвало прожектор, который грохнулся на полётную палубу. Его как пушинку понесло и сбросило за борт.
На эсминец «Адмирал Ушаков» смотреть без содрогания вообще было невозможно. Он то зароется носом с частью надстройки в волну, то, как пробка выскочит из воды, демонстрируя свой киль. Позже узнали, что крен на эсминце доходил до сорока восьми градусов. Их болтало так, что вахтенный офицер сломал ногу.
Метрах в тридцати от нашей каюты, в НШУ (носовом швартовом устройстве) через клюзы набило столько воды, что до сих пор было слышно, как за тяжёлой дверью отсека матросы тихо ругаясь, черпают воду.
Только когда видишь мощь стихии, по-настоящему понимаешь, насколько слаб человек, но дерзок в своём вызове силам природы. Возомнил себя венцом творения, всесильным повелителем, а сам как букашка на теле слона: свалится на землю по какой-то причине, никто и не заметит. Но в этом поединке мы победили благодаря мудрости кораблестроителей, опыту командиров и натренированности экипажей. Есть чем гордиться, но не стоит забывать, что стихия не прощает ошибок и беспечности.
Послеобеденный отдых не удался. Позвонил Павел Кузнецов, командир БЧ-4 (боевой части связи), наш самый главный связист, и предупредил, что разрешили переговоры, можно подойти в КПС (командный пункт связи), и, если повезёт, поговорить с домашними. Давно я со своими девчонками не разговаривал, хотя и знал, что на берегу всё в полном порядке.
Жёны моряков, как и жёны лётчиков из особой породы. Не известно кому ещё труднее: нам в морях или им ждать нашего возвращения. Сколько забот ложится на их хрупкие плечи только Бог знает: дети, готовка, уборка, работа и это всё в традиционной неустроенности военных гарнизонов.
Моя семья уже пятый год живёт в Мурманске, в новом доме. Повезло нам хоть под конец службы пожить в человеческих условиях. Многие проблемы отпали, но всё равно супруге иногда приходится решать и чисто мужские вопросы. Причём такие мелочи, как отремонтировать что-то из бытовой техники, организовать заготовку грибов и ягод, что-то прикрутить или разобраться с сантехникой не вызывают уже особых проблем.
После очередного сеанса связи жены сразу же обмениваются между собой новой информацией, поэтому они всегда в курсе всех наших дел. Мне иногда кажется, что их смело можно считать полноправными членами экипажа. Как нас объединяет общая работа, так и их объединяет эта святая обязанность — ждать.
Прождал около часа — домашний телефон был занят. Потом всё-таки услышал родной голос. Все здоровы, в квартире тепло — это самое главное. Ждут, скучают. Очень хотела поговорить со мной о чем-то дочь Танюшка, но ее не оказалось дома. Жаль.
У сослуживцев в семьях всё благополучно. Тоже считают денёчки, когда мы вернёмся домой. Последняя фраза особенно запомнилась: «Ты не переживай за нас. Мы тебя любим и ждём. Я вчера была в церкви, поставила свечки, помянула твою маму — завтра годовщина её смерти…. Береги себя и возвращайся скорей!»
Скорее не получится. Прошла только половина боевой службы. Идём где-то между Гренландией и Исландией. Из-за частых штормов не сделали несколько лётных смен. Появится погода — нужно будет навёрстывать.
После переговоров поднялся на КДП. Посмотрел на потушенные экраны, посидел в «лузе», как окрестили наше с руководителем полётов рабочее место из-за визуального сходства с лузой биллиардного стола. На палубе пусто, только несколько матросов во главе с офицером из БЧ-6 (авиационной боевой части) возятся у третьего приёмного троса тормозных машин.
Было душно. Я вышел на обходной мостик, поёжился от свежего ветра и решил укрыться за надстройкой, в кормовой части. Там всегда тихо.
На горизонте в кильватере маячил наш эсминец «Адмирал Ушаков». Я смотрел на него и разделяющие нас волны. Было грустно. Накатило своё, давно забытое, но внезапно вынырнувшее откуда-то из глубин памяти. Часто так бывает: произойдет какое-то событие, а мозг уже отыскивает подобные ситуации в прожитой жизни. После переговоров с домом всегда вспоминается что-то из моей прошлой сухопутной жизни.
Февраль тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года.
Военный гарнизон Сууркюль, в сорока километрах от Таллинна.
…Известие о предстоящей поездке в Афганистан пришло неожиданно. Я стоял оперативным дежурным на КП (командном пункте) нашего отдельного бомбардировочного авиационного полка, когда по телефону ЗАС позвонил начальник КП 4ВА ВГК (четвёртой воздушной армии верховного главнокомандующего) полковник Гнусарьков: «Передайте майору Серебрянскому: от вас офицер боевого управления второго класса — инструктор направляется по срочному плану в ДРА для восполнения боевых потерь. Через полчаса жду фамилию. Телеграмму в ваш адрес только что отправил…».