- Английская печать уже навесила вашему уважаемому шефу ярлык детоубийцы.
- А за что? Уж скорее его следовало навесить Юнкерсу. Бомбардировщики-то его, — вступился за хозяина хитроватый капитан Вендель, второй летчик-испытатель.
- Ну, у толстяка Юнкерса репутация добродушного индюка. Гуманист, да и только. А бульдожья хватка Вилли известна каждому.
- Да уж, наш шеф не терпит сентиментов, — заметил Вендель.
Пихт повернулся к Вайдеману.
- Я тебе не рассказывал, Альберт, про случай в Рене? Вы-то, наверное, слышали, господин профессор. Это было в двадцать первом году. Мессершмитт тогда построил свой первый планер и приехал с ним в Рене на ежегодные соревнования. Сам он и тогда уже не любил летать. И полетел на этом планере его лучший друг. Фамилии я не помню, да дело не в этом. Важно, что. лучший, самый близкий друг. И вот в первом же полете планер Мессершмитта на глазах всего аэродрома теряет управление и врезается в землю. Удет — он-то мне и рассказывал всю эту историю — подбегает к Мессершмитту, они уже тогда были дружны, хочет утешить его, а тот поворачивает к нему этакое бесстрастное лицо и холодно замечает: «Ни вы, Эрнст, никто другой не вправе заявить, что это моя ошибка. Я здесь ни при чем. Он один виноват во всем». Понял, Альберт? То-то. Я думаю, это был не последний испытатель, которого он угробил. Не так ли, господин профессор?
Все оборвалось в вялом организме профессора. Судорожно собирая мысли, он не спускал глаз с Зейца, сидящего сбоку от него.
- Я не прислушивался, господин лейтенант. Вы что-то рассказывали об испытаниях планеров. Я не специалист по планерам.
Эрика поспешила на помощь отцу:
- Пауль! Можно вас попросить об одной личной услуге?
- Обещаю безусловное выполнение.
- Не обещайте, не услышав. — Эрика поджала губы. — Если генерал-директору случится посетить Лехфельд, уговорите его заехать к нам. Я хочу сама его сфотографировать. Его старый портрет уже выцвел.
- Генерал-директор без сомнения будет польщен таким предложением. Он высоко ценит юных граждан Германии, которым не безразлична слава третьего рейха.
- Так я могу надеяться?
Пихт встал из-за стола, подошел к Эрике, почтительно, двумя руками, взял мягкую ладонь девушки, коснулся губами запястья.
- Вы умеете стрелять, фрейлейн?
- Нет, что вы!
- Надо учиться. У вас твердая рука!
Позеленевший от ревности Зейц повернулся к Зандлеру:
- Где же ваша несравненная Ютта? Или сегодня, в честь почетных гостей, вы изменили своему правилу сажать прислугу за стол?
- Ютта не прислуга… — оробев, начал профессор.
- Я слышу, господин Зейц интересуется нашей Юттой? — воскликнула Эрика. — Вот сюрприз! Но сегодня она не сможет развлечь вас. У нее болит голова, и она не спустится к нам.
- А если я ее попрошу?
- Ну, если вы умеете и просить, а не только приказывать, испытайте себя. Но, чур, никакого принуждения. Ведь вы не знаете своей силы…
Эрика шаловливо тронула черный рукав Зейца. Зейц встал, расправил ремни и направился к деревянной лестнице на антресоли. Заскрипели ступени.
Ютта поспешно закрыла дверь, внутренне собралась. Из ее комнатки, если оставить дверь приоткрытой, было хорошо слышно все, о чем говорилось в зале. При желании она могла незаметно и рассмотреть сидящих за столом. Ни Зейц, ни Вендель, ни другой испытатель из Аугсбурга — Франке — не интересовали ее. Они уже не раз бывали в этом доме. Все внимание Ютты было обращено на двух приезжих. Один из них может оказаться тем самым Мартом, о прибытии которого сообщило присланное из Берлина письмо. Ведь именно сегодня он должен связаться с ней.
А до полуночи осталось всего полтора часа. Появление этих двух не может быть случайным. Но кто же из них? Конечно, когда она спустится, он найдет способ привлечь к себе ее внимание. Но прежде чем показаться внизу, она хотела бы сама узнать его. Он должен напомнить ей о дядюшке Клаусе. Кто же он? Кто? Высокий конопатый обер-лейтенант или плотный, коренастый капитан?
«Лучше бы лейтенант! Ох, Ютта, Ютта! Красивый парень. Только уж очень самоуверен. И рисуется перед Эрикой. „Мы с генералом“, „Я уверен“… Фат. Эрика уже размякла. А он просто играет с ней. Конечно, играет. Наверное, у него в Берлине таких Эрик… Как он на нее смотрит! А глаза, пожалуй, холодные. Равнодушные глаза. Пустые. Разве у Марта могут быть такие стеклянные, пустые глаза? А капитан? Этот как будто проще. Сдержанней. И чего он все время крутит шеей? Воротник жмет? Или ищет кого-нибудь? Меня? И на часы смотрит. О чем это он шепчется с Франке? А теперь с Зейцем? А лейтенант развязен. Руки целует Эрике. Расхвастался связями. А Зейц даже зашелся от злости. Встал. Идет сюда. Только его мне и не хватало. Ну что ж, даже лучше. Все равно надо сойти вниз».
Ютта быстро прикрыла дверь, забралась с ногами в мягкое кожаное кресло.
Зейц постучал, тут же, не дожидаясь ответа, распахнул дверь. Сколько в нем благодушия!
- Простите, фрейлейн, за позднее вторжение. Поверьте, оно вызвано моим глубоким расположением к обитательницам этого милого дома. Как ваша бедная головка?..
- Ваше чувство к госпоже Эрике для меня не секрет, господин Зейц.
- Тем лучше.
Взгляд Зейца внимательно ощупывал комнату.
- Надеюсь, вы одобряете мой выбор?
- Эрика — девушка, заслуживающая безусловного восхищения. Но я не думаю, чтобы она была готова к брачному союзу. Ей еще нет двадцати.
- Фюрер ждет от молодых сил нации незамедлительного исполнения своего долга. Германия нуждается в быстром омоложении. Я уверен, что фрейлейн Эрика, во всех отношениях примерная девушка, хорошо понимает свой патриотический долг.
- У нее остается право выбора…
- Ерунда. Она слишком юна, чтобы самостоятельно выбирать достойного арийца. Ей нужно помочь сделать правильный выбор. Подобная помощь будет высокопатриотическим поступком, фрейлейн Ютта.
- Вы переоцениваете мое влияние, господин Зейц.
Зейц уселся на ручку Юттиного кресла, приблизил к ней свое лицо. Глаза его сузились.
- Это вы, фрейлейн, недооцениваете меня. — Он рассмеялся. — Хватит сказок, Ютта, хватит сказок. Она похолодела. Непроизвольно дрогнули ресницы.
- Какие сказки вы имеете в виду? Она взглянула прямо в узкие глаза Зейца. Он все еще смеялся.
- Разве вы не любите сказок, Ютта? Разве вам их не читали в детстве? Бабушка? Ха-ха-ха. Или дядюшка? Ха-ха-ха. Или тетушка?.. У вас же есть тетушка?
- Да, в Берлине… Но я что-то не понимаю вас. Вы… Не может быть!
Зейц, казалось, не замечал ее смятения.
- Видите. Тетушка далеко, она не может помочь своей любимой племяннице. Прелестной фрейлейн Ютте. А ведь ей очень нужна помощь. Одиноким девушкам трудно жить на свете. Их каждый может обидеть…