- У Мессершмитта есть такая привычка: пока он не запустит самолет в серию, пока машина экспериментальная — никаких крестов и свастик.
- Вот нам и нужно сделать все возможное, чтобы «Штурмфогель» остался без свастики, — сказал Зяблов и папкой с надписью «Март» придавил раскиданные на столе снимки «Ме-262». — А пока, Семен Феоктистович, возвращайтесь на завод и ждите нашего вызова. Попрактикуйтесь в ночных прыжках с парашютом. Подзубрите немецкий…
Бычагин, прощаясь с Павлом, сказал:
- Ну, друг, надеюсь еще повоюем.
- Придется, — ответил Павел и пожал сухую и сильную руку Бычагина. — Так вы думаете заслать его ко мне? — спросил Павел, когда Семен вышел.
- Если начальство утвердит наш план, то лучшей кандидатуры я не вижу. Отлично знает язык, имеет отношение к реактивной технике. Ему, как специалисту, надо познакомиться со «Штурмфогелем». В Лехфельде постарайся прикрыть Бычагина в случае чего. Мы, разумеется, снабдим его самыми надежными документами и протолкнем к Мессершмитту через Берлин. Впрочем, детали мы продумаем поздней… А теперь, Павлуша, пообедаем, и садись за отчет. До отлета время у тебя есть… Так ты говоришь, Зейца зацепил на крючок?
- Кроме убийства Штейнерта, у него есть еще один грешок. Когда из Испании он вывозил золото, драгоценности, ну, все, что выменивал на эшелоны продуктов по бешеным ценам, то присвоил двести пятьдесят тысяч марок и положил на свой счет в швейцарском банке.
- Да, за это его упекут в концлагерь… Ладно, идем в столовую…
…В одиннадцать вечера в кабинет Зяблова вошли три офицера. Они познакомились с Павлом, потом Владимир Николаевич посмотрел на часы и сказал:
- Ну, братцы хорошие, пора…
- 4 -
- Да очнитесь! Вы понимаете по-русски?
- Что вы говорите? — переспросил Пихт.
- Куда нас везут? — брызгал слюной, повторил офицер в эсэсовской полевой шинели без погон.
- Не знаю.
- Я немного понимаю. Нас расстреляют.
В темноте Пихт с трудом различал его лицо. Он видел только нечто белое, круглое, брызгающее слюной.
- Почему?
- Эсэсовцев и асов они расстреливают еще до лагерей.
Невдалеке шел бой. За березняком поблескивали синие всполохи. Не умолкая, бил пулемет. С тугим шелестом пролетали мины и взрывались где-то позади. Солдаты, охраняющие Пауля и эсэсовца, робко втягивали головы в плечи. Полуторка с потушенными фарами неслась на большой скорости, подскакивая на ухабах.
- Эй, не дрова везешь! — прокричал старшина, склонившись к кабине шофера.
- Опасное место надо проскочить, немцы и слева и справа, — отозвался шофер.
- Да этих мы и здесь можем прикончить!
- А сами куда денемся?
- Вы слышите, «прикончить»? — опять зашептал эсэсовец.
- Кажется, они и вправду собираются нас расстрелять, — сказал Пихт.
- О бог мой! — простонал эсэсовский офицер. Машина нырнула в лощину и, обо что-то ударившись, встала. Выскочил шофер, пробежал вперед.
- В ручей залетели, елки-палки! — заругался он.
- А ты куда глядел? — сердито крикнул старшина.
- Так ведь темень, будь она проклята! Шофер потоптался у мотора:
- Придется вытаскивать. Давайте двое мотайте в лес, рубите слеги.
- А этих куда? — Старшина кивнул на немцев.
- Да никуда они не денутся!
Эсэсовец крепко сдавил локоть Пихта.
Двое солдат спрыгнули на землю и пошли в лес. Один остался стоять, прижавшись к кабине. Шофер возился у мотора.
- Бежим. Не все ли равно, где убьют? — тихо сказал Пихт.
- А солдат?..
Пихт схватил солдата за ногу и дернул на себя.
Тот повалился и выпустил из рук автомат. Эсэсовец перемахнул через борт. За ним прыгнул Пихт.
Ветки хлестали по лицу, ноги натыкались на вывороченные пни, цеплялись за стылые бугры. Минут через пять сзади послышалась стрельба. Эсэсовец, было приустав, подпрыгнул, словно его хлестнули кнутом. Бой шел справа. Там взлетали ракеты, строчил тяжелый пулемет.
Эсэсовец упал на землю — его душила одышка.
- Где мы находимся? — спросил его Пихт.
- Знаю. — Эсэсовец кашлянул и сплюнул. — Вчера еще здесь были мы.
Он поднялся на четвереньки и пополз. У Пихта не было перчаток. Снег колол и резал пальцы. Через полкилометра эсэсовец остановился, приподнялся и встал на колени.
- Если не ошибаюсь, где-то здесь должна стоять подбитая танкетка.
- Вон что-то темнеет.
- Да, кажется, она.
- Как вас зовут? — спросил Пихт.
- Готлиб Циммер.
- Нам надо перебраться еще через русские окопы?
- Ни черта вы, летуны, не понимаете в войне, — ухмыльнулся повеселевший эсэсовец. — Вы думаете, линия фронта — это сплошные окопы?
- А как же?
- Идемте. — Не ответив, Циммер поднялся и, прихрамывая, направился к танкетке.
- Кто идет? — крикнули из темноты.
- Свои, командир третьей роты оберштурмфюрер Циммер!
Из-под танкетки выполз солдат в меховом кепи.
- О, герр оберштурмфюрер! Это я, Отто Ламмерс, — в секрете. И здесь же Мартин Хобе. А мы думали, попали вы к Иванам.
- Был там, да вот с другом захотели еще пожить. — Циммер похлопал по спине Пихта. — Где сейчас командир батальона?
- Идите прямо, потом сверните по траншее и метров через триста увидите его наблюдательный пункт.
- А почему бой?
- Черт его знает! Иваны что-то сбесились, атаковали первую роту…
…Когда Циммер и Пихт рассказали о своих приключениях, командир батальона так расчувствовался, что сам написал письмо командиру эскадры «Удет» с просьбой наградить капитана Пауля Пихта за спасение Циммера, одного из лучших командиров его батальона.
- Гвардия рейха умеет ценить смелых людей, — сказал он с пафосом. — Я дам вам адъютанта, он проводит вас до вашей авиагруппы.
…В отряде уже похоронили Пихта. Но когда он появился перед Вайдеманом в сопровождении эсэсовского офицера, у того полезли глаза на лоб от удивления.
- Пауль, живой? — Он бросился обнимать Пихта. Потом разорвал пакет, пробежал по строчкам. — Узнаю своих! — воскликнул он. — Немедленно доложу командиру эскадры, черт возьми! А я тоже тогда едва унес ноги…
- Поздравляю. А как ребята? Вайдеман помрачнел.
- Шмидт погиб в том же бою. Потом Грубе, Миттельштадт, Любке, Гюртнер…
- Дали нам жару!