— Как барометр, Лунд? Похоже на то, что родина встречает нас приветливо, а? — Нордаль обвел рукой вокруг себя.
Горизонт был на редкость чист. Совершенно прозрачный воздух, ясное синее небо и зеркальная гладь моря — решительно все говорило о том, что последний день плавания будет спокойным.
Нордаль взял бинокль и стал вглядываться вдаль.
— Мне все чудится, что берег уже виден…
— Рано, — спокойно сказал Лунд. — Земля могла бы открыться около полуночи, но из-за темноты мы увидим ее, когда будем уже под берегом.
— Это поставит нас в трудное положение, Лунд. А вдруг мы столкнемся с немецкой охраной? А?
— Пастор обещал, что нас встретят в море и введут в бухту.
— А если не встретят, вы сами сможете войти в фиорд?
— Войти-то я войду, да не знаю, выйду ли.
Нордаль непонимающе взглянул на шкипера.
— Куда мы денем груз, если берег не подготовил приемку? — спросил Лунд. — Дважды такой удачи не бывает. Я до сих пор не могу понять, как мы миновали все линии английского и немецкого охранения. Нас даже ни разу не досмотрели. Просто чудо!
— Я не столько верю в чудо, сколько в то, что английские корабли были предупреждены. А нацисты только хвастают своим всезнайством.
— Дай бог, дай бог, — проворчал шкипер. — Но я еще не уверен в том, что все кончится так же благополучно, как началось.
— Сколько времени осталось до условленной встречи с лоцманским катером?
— Около шести часов.
— Пора готовиться к выгрузке.
— Не лучше ли подождать? — с сомнением произнес шкипер. — Не дай бог, столкнемся с немцем.
— Груз должен быть готов к спуску на берег в кратчайший срок. Пора поднимать его из тайников.
Лунд снова в сомнении покачал головой. Но Нордаль больше не обращал на него внимания. По его приказу люди приступили к растаскиванию ящиков с мирными грузами, которыми было замаскировано сложенное в глубине трюмов оружие.
Бледные сумерки медленно ложились на море. Скоро марсовый спустился на палубу, так как наблюдение стало бесполезным. Лунд нервно расхаживал по мостику, то и дело справляясь с курсом. Иногда, оглядевшись по сторонам, он быстро доставал из заднего кармана фляжку и отхлебывал несколько глотков. На полчаса, до следующего глотка, его настроение повышалось.
Около часа ночи он вызвал наверх Нордаля.
— Вот, — сказал Лунд, — здесь назначена встреча. Если лоцман в море, он должен увидеть наш сигнал. Давать?
Нордаль задумался. Он оглядел молчаливый, погруженный в темноту корабль. Дать световой сигнал — значило обнаружить себя. А что если вместо лоцмана его заметит немецкое сторожевое судно?..
Лунд вопросительно поглядел на предводителя.
— Ну?
— Дадим, — сказал Нордаль. — Если входить в фиорд, то ночью. К тому же лоцман, напрасно прождав ночь, может уйти, и мы с ним вовсе не встретимся.
— Это, конечно, так, но все-таки… — нерешительно пробормотал Лунд и, снова приложившись к спасительной фляжке, несколько решительней сказал: — Ну что ж, сигнал, так сигнал!
Он отдал было приказание поднять на мачту три условных белых огня, когда Нордаль схватил его за руку. Из темноты донесся ясный шум движущегося судна. В тишине ночи отчетливо слышалось гудение машин военного корабля.
Лунд вцепился в поручни, пытаясь рассмотреть что-нибудь в темноте. Оставаясь невидимым, судно прошло совсем близко. Миноносец или охотник.
Лундом снова овладела нерешительность. Теперь и Нордаль колебался. Он вопросительно поглядывал на шкипера. Тот неопределенно пожимал плечами.
Наконец, когда шум корабля заглох вдали, Нордаль сказал:
— Лунд, мы должны поднять сигнал.
— Вы берете на себя ответственность за груз?
Нордалю не пришлось решать этот сложный вопрос: в той стороне, где должен был находиться берег, сверкнул яркий голубой огонь. На мгновение он погас, сменившись ослепительным лучом прожектора. Луч обшарил горизонт и погас.
Этого было достаточно, чтобы окончательно сбить с толку обоих норвежцев. Вопреки их ожиданиям, фиорд оказался окруженным немецкими сторожевыми судами.
— Если хотите послушать совета старика, идите к пастору, — сказал Лунд. — Все-таки, он начальник экспедиции. Пускай и решает.
— Вы же знаете: нам приказано не беспокоить его…
— А для чего он здесь? — В голосе Лунда послышалось раздражение. — Человек и в постели может немного подумать, если это необходимо.
— Да, придется пойти, — согласился Нордаль и направился вниз, к каюте, где помещался пастор.
На стук в дверь никто не ответил. Нордаль постучал более решительно. Снова молчание. Дернул ручку — дверь была, как всегда, заперта.
Нордаль постоял, прислушиваясь. Как бы крепко пастор ни спал, он не мог не слышать стука. А между тем…
Обеспокоенный слесарь поспешил на мостик.
— Там что-то неладно, — сказал он шкиперу.
Посовещавшись, они взломали дверь. Каюта была пуста.
В этот вечер Мейнеш спустился к ужину сумрачно молчаливый. Облако из трубки, как дымовая завеса, скрывало его от пытливых глаз пастора.
За время ужина ни тот, ни другой не произнесли ни звука. Но когда пастор поднимался к себе в комнату, за его спиной послышались шаги старика и хриплое, с присвистом, посапывание трубки.
Пастор приостановился, чтобы пропустить Мейнеша. Тот прошел вперед, к удивлению пастора, остановился у его комнаты и, не оборачиваясь, сказал:
— Нам нужно поговорить.
Пастор пропустил боцмана вперед. Тот спокойно подошел к столу, опустился в кресло и, словно продолжая прерванный, ничего не значащий разговор, спросил:
— Собираетесь в море?
Пастор не ответил.
Мейнеш помолчал, рассматривая свою трубку. Потом положил ее в карман, не спеша снял очки и небрежно бросил их на стол. Зная, что теперь, без очков, собеседник не может его не узнать, Мейнеш пристально поглядел в лицо пастору, продолжавшему стоять у двери.
— Скажите откровенно, вы считаете меня совершенным дураком?
Пастор недоуменно пожал плечами.
Не получив ответа, Мейнеш сказал:
— Думаете ли вы, что я отпущу вас в море одного?
— Я не должен давать вам отчета в чем бы то ни было. — И пастор распахнул дверь, жестом предлагая боцману удалиться.
Но тот остановил его.
— Не так поспешно, дорогой… Найденов!