Вот взор Бэра задержался на коренастом, необыкновенно плотном человеке с окладистой бородой. Увидев его, суперкарго притворил дверь, быстро перешел на противоположный борт, обогнул надстройку и приблизился к люку, в который сбрасывали хлопок. С видом праздного наблюдателя он подошел к бригадиру, считавшему тюки, и протянул ему пачку сигарет.
— Угощайтесь, пожалуйста, — сказал он довольно чисто по-русски.
— Не палим.
Старый грузчик подвел к трюму сеть, наполненную тюками.
— Отмечай, бригадир, — прохрипел он простуженным басом.
Суперкарго обернулся к грузчику:
— Закурите?
— «Верблюда» вашего? — спросил грузчик. — Что ж, «верблюд» — тоже папироса. Возьму, но не иначе, как в обмен на наши, советские. — Он вытащил из кармана запечатанную пачку «Беломора».
— О, русские папиросы! — И тонкие пальцы Бэра жадно схватили пачку.
Через минуту, небрежно насвистывая, Бэр вошел к себе в каюту. Но как только он переступил ее порог и затворил за собой дверь, от его непринужденности не осталось и следа. Он высыпал на стол полученные от грузчика папиросы и принялся внимательно исследовать их. Лезвием безопасной бритвы он осторожно срезал папиросную бумагу с каждой гильзы, и через несколько минут перед ним лежали двадцать пять тщательно расправленных, прижатых прессом кусочков прозрачной бумаги. Разложив их в определенном, одному ему понятном порядке, он вооружился лупой. Предметом его изучения были едва заметные водяные знаки на папиросной бумаге. Потом, скомкав бумажки, он бросил их в пепельницу и поджег. Туда же попали картонные мундштуки и упаковка.
«У старика, очевидно, не в порядке нервы, иначе он не дал бы мне такого дурацкого совета… Немедленно уезжать?! Не сделав дела, не покончив с Найденовым и Житковым? Нет! Юстус со мной, и если это еще не все, то, во всяком случае — много. А что касается его страхов, то это все пустяки. Я не уйду отсюда. Никто лучше Мейнеша не сумеет присмотреть на берегу за истерическим кретином Майлсом. А если у штурмана будут слишком дрожать руки, мы уберем его ко всем чертям и сделаем это чисто».
Бэр отворил иллюминатор.
— Оп-ля! — он высыпал за борт пепел, оставшийся от сожженной пачки папирос и отправился к Майлсу.
Когда он вошел, тот посмотрел с удивлением: впервые за все плавание он видел на лице суперкарго нечто вроде улыбки.
— Благодарите бога и меня, Майлс, и… живо одевайтесь.
Выражение удивления сменилось у штурмана испугом:
— Вы же сказали: два дня, мистер Бэр!
— Через полчаса вы возьмете на себя руководство погрузкой. Пенька, мистер Майлс, пенька! Моряк должен понимать, что это значит. Вам никогда не доводилось видеть пожар на складе пеньки? Нет? Много потеряли. Зрелище, достойное голливудского боевика. Прибавим к нему открытое море, хороший ветер, раздувающий пламя до марса, колокол тревоги, вой сирены, ракеты, взлетающие к небу!.. Ого, тут даже наш старый адепт высокой миссии моряка — шкипер, — и тот забудет о своем британском боге и в ночных туфлях поспешит к спасательному боту. А в днище спасательных шлюпок… дыры. — И чтобы попугать Майлса, Бэр повторил, хотя сам не верил в то, что это удастся: — Дыры… В днищах всех спасательных судов «Марии»!
— Ах, боже мой, делайте что хотите!
— Не стройте дурачка, Майлс! Прежде чем покинуть «Марию», вы позаботитесь об этих дырах.
— Мистер Бэр… мои товарищи…
— Ах, Майлс! О таких тонкостях нужно было думать раньше. Время действовать. Если прежде я думал об этом задании лишь как о попутном, то теперь оно становится для меня основным. Ради того, чтобы отправить к праотцам моего русского коллегу, который пойдет на «Марии» в обратный рейс, я готов пустить ко дну целый караван. Если мои подозрения верны, мы имеем шанс избавиться от одного из наиболее насоливших мне людей. Если я буду знать, что с ним покончено… О, тогда… Тогда, может быть, и вам не придется оставаться в Тихой!
— Нет, нет, я лучше останусь здесь! Я уже подумал.
— Об этом я подумаю, Майлс.
На следующее утро советский агент, назначенный для сопровождения груза пеньки, представился капитану «Марии-Глории». Шкипер послал стюарда за мастером Бэром, чтобы познакомить суперкарго с советским коллегой.
Вернувшись, стюард доложил, что мистер Бэр сошел на берег. Шкипер приказал стюарду:
— Как только мистер Бэр появится, скажите мне. — И добавил, обращаясь к русскому: — Мистер Бэр несколько замкнутый субъект, но дело свое знает. Может быть вам полезен. Вам угодно теперь же переселиться на мою «Марию»?
— Если позволите, завтра с утра.
— Мне будет приятно провести рейс с представителем вашего мужественного народа.
По искреннему тону, каким говорил старик, можно было заключить, что это не пустая любезность. Русский не менее любезно и искренно ответил:
— К сожалению, не уверен, что смогу доставить вам и половину того удовольствия, которое получу в вашем обществе, сэр.
— Должен предупредить: рейс не будет похож на увеселительную прогулку…
— Если опасность плавания не заставляет вас, в ваши годы, сидеть дома, то можете ли вы сомневаться в моем желании сопутствовать вам, сэр?
— Я сомневаюсь? — шкипер густо покраснел. — Кто из нас смеет сомневаться в смелости русских?
Он подал русскому руку, и тот почувствовал такое крепкое пожатие старика, что нахмурившиеся были брови его сразу разошлись и он весело сказал:
— В вашем лице я встречаю именно такого человека, каким всегда представлял себе британского моряка.
К ним подошел вызванный шкипером первый штурман.
— Мистер Майлс — мой первый офицер, — представил шкипер.
Майлс и русский раскланялись и вместе отправились на палубу, где полным ходом шла погрузка «Марии».
К вечеру советский агент вернулся в меблированные комнаты на краю города.
— Ну-с, все в наилучшем порядочке, — заявил он Найденову. — Шкипер — симпатичнейший старикан. Первый штурман… первого штурмана беру на карандашик.
— За что?
— Первый раз в жизни вижу такого обжору. Можешь себе представить: уединяется в самых укромных уголках корабля, чтобы есть… Как ты думаешь, что?
— Ананасы?
— Кабы ананасы, а то… свиной фарш.
— У каждого свой вкус, — сказал Найденов. — Из этого еще ничего не следует. А что касается суперкарго Бэра, то, по-видимому, встречаться с тобою на «Марии» ему совсем не с руки?
— Шкипер, бедняга, до сих пор удивляется, куда это девался его суперкарго. И подозрителен мне этот Майлс: уж не остался ли он заместителем Бэра?
— Во всяком случае, пока сам Майлс на «Марии», судну ничто не угрожает.