Просмотрев последний выпуск «Дойче вохеншау» [39] о приезде Муссолини в Берлин, Вебер разразился панегириком в его честь. В полковничьем мундире, висевшем на нем, как на огородном чучеле, в высоких сапогах с ремешками на икрах, Библейский Вор расхаживал по лаборатории, махал костлявыми руками и произносил речь, словно находился на митинге:
– Диктатор всегда любим, когда массы боятся его. Фашистское государство – это воля к власти и господству. Ах, как точно выразился дуче! Империя требует дисциплины, координации всех усилий, чувства долга и способности идти на жертвы – здесь объяснение многих практических мероприятий режима, необходимых строгостей!..
Но если Библейский Вор, отбарабанив свой «политчас», удалялся с величественным видом и в этот день уже не показывался, то Собака – Шмуц облюбовал лабораторию и приходил в нее точно в родной дом. Он прокрадывался в любое время дня и ночи, как бы задавшись целью намеренно мешать работе Хохмайстера и Айнбиндера. Он заглядывал в записи, рылся в столах, проверял, закрыты ли сейфы, соблюдается ли секретность в разговорах.
Поначалу Хохмайстер просил Леша избавить лабораторию от этой опеки. Но генерал развел руками. Мол, не в его власти запретить Веберу и Шмуцу бескорыстно выполнять свой патриотический долг. Позже Хохмайстер, Айнбиндер с младшими помощниками – механиками и фенрихами, проходившими в лаборатории практику, стали смотреть на Библейского Вора и Собаку как на тягостное, но неизбежное зло.
И все же самой большой из всех забот была техническая. Здесь стояла главная проблема: где найти прочный металл для ствола? Нужная марка стали считалась важным стратегическим материалом. Ее не хватало не только для экспериментального оружия, но и для изготовления давно запущенных в серию авиа– и танковых моторов, шарикоподшипников, реактивных двигателей, которые делались на заводах Юнкерса и в БМВ. Даже если бы «фаустпатрон» приняли на вооружение, то производство его в больших количествах как раз захлебнулось бы из-за недостатка этого ценного сырья…
Хохмайстер решил встретиться с дядей Карлом Беккером. Генерал работает в отделе вооружений вермахта и должен понять идею «фауста». После фронта Маркус несколько раз звонил ему на квартиру, но фрау Ута отвечала: «В командировке».
– Я поеду без предупреждения, – сказал Маркус Айнбиндеру.
– Может, мы ищем не там, где надо? – В голосе Айнбиндера звучало сомнение.
– Там. – Тяжелым кулаком Хохмайстер придавил стол, на котором лежали чертежи и расчеты. – Судьба новой истины такова: в начале своего существования она всегда кажется ересью… Так и наш «фауст».
Он вызвал дежурную машину, отметил в журнале цель и время выезда, но по дороге остановился у штаба. После столкновения с Лешем за обедом на душе было мутно. Надо восстанавливать отношения. Что бы он делал без Леша?
– Входите, генерал свободен, – проговорил адъютант таким тоном, будто ждал этого визита.
С преувеличенным старанием Хохмайстер доложил о прибытии, по-уставному держа фуражку на локте левой руки. Леш походил на обиженного толстого мальчика.
– Мой генерал, извините меня за резкость на обеде. Я не могу спокойно работать, если знаю, что несправедливо обидел вас. – Фраза получилась вымученной, но прозвучала вполне искренне.
– Куда вы собрались?
– Хочу встретиться с дядей.
– Он все еще печется о «Длинном Густаве»?
В вопросе прозвучала насмешка над вышестоящим начальником, на какую раньше Леш не осмелился бы. Это насторожило Хохмайстера.
Кое о чем Маркус, правда, догадывался. Начало этой истории совпало с «воздушной войной» против Англии за год до русской кампании.
Геринг поклялся поставить Великобританию на колени. Эскадры бомбардировщиков шли волна за волной. Англичане оплакали немало жертв. Но скоро их противовоздушная оборона пришла в себя. Ряды немецких летчиков стали редеть. Одних убивали в полете, другие тонули в Ла-Манше, третьи сгорали в самолетах… В среднем, бомбардировщик погибал на пятом боевом вылете.
В штабах поднялась суматоха. От армейского управления вооружений стали требовать другого оружия. Карл Беккер вспомнил молодость, когда командовал батареей 420-миллиметровых орудий и обстреливал Париж. Ставку он сделал на «Длинного Густава». Это крупповское суперорудие весило полторы тысячи тонн и имело калибр 600 миллиметров. Стреляло оно сверхтяжелыми снарядами на дистанцию до 120 километров. Гитлер, от кого, собственно, и шла вся гигантомания, пришел в восторг. Однако если во время прицеливания удавалось избежать ошибки, связанной с поправкой на вращение Земли, то снаряды все равно не долетали до Лондона. К тому же ствол «Длинного Густава» выдерживал не более шестидесяти выстрелов.
После этой неудачи дядя впал в немилость. Начавшаяся война с Россией помогла ему усидеть в своем кресле. Англию оставили в покое, а все силы бросили против русских.
Леш, поразительно умевший держать нос по ветру, до сего времени относился к Беккеру с почтением. Косвенно инженерное училище подчинялось управлению вооружений. И вдруг такой поворот.
Поборов искушение, чтобы снова не наговорить дерзостей, Хохмайстер сказал:
– После фронта я не виделся с генералом.
Леш лениво поднялся со стула, качнулся с каблука на носок.
– Дядя теперь не поможет вам.
– Тем не менее его советы могут нам с вами пригодиться… – Этим Маркус как бы подчеркнул общность собственных интересов с интересами начальника училища.
– Что ж, попробуйте, – великодушно разрешил Леш.
Всю дорогу Хохмайстера не покидало беспокойство. Он вспомнил гибнущих под гусеницами молодых солдат «Гитлерюгенда», страшную смерть Радлова, которого так не хватало им теперь в работе, свою мстительную клятву там, в русских снегах, – и вдруг впервые подумал: «А кто нас звал в Россию? Кто, дождавшись, когда пройдет в Германию советский поезд, по-воровски напал на мост через Буг?… Фюрер объявил об “опережающем ударе”. Да русские и не собирались нападать на немцев. Они терпеливо сносили провокации, которые мы устраивали, наглея с каждым днем. Дорвались до власти такие училищные политиканы, как Вебер и Шмуц, завопили об арийской расе, жизненном пространстве. Грабеж показался более легким и почетным, чем обыкновенный труд. Война стала промыслом».
Мысли показались столь кощунственными, что Маркус с опаской покосился на шофера – уж не подслушал ли их обыкновенный немецкий солдат?
«Нет, лучше не думать об этом. Иначе во имя чего работать, чем жить, кому верить?»
Фрау Ута отодвинула засов. В ее блеклых старческих глазах стояли слезы.
– Извините, я не договаривался о встрече, – смешавшись, проговорил Хохмайстер.
– Снимайте шинель. Очевидно, генерал примет вас.