Люди шарахнулись в разные стороны, как вспугнутые воробьи.

Хохмайстер снял фуражку и швырнул ее в кусты. Для него война кончилась. Потянуло почему-то в Карлсхорст.

По дороге он встретил заросшего седой щетиной человека в гражданском костюме явно с чужого плеча.

– Назад! – закричал он. – Там русские!

– Где русские? – не понял Хохмайстер.

– Берлин пал. Красные наводнили его.

Маркус понял: перед ним, выставив распухший, как у Леша, живот, стоял один из тех, кто еще недавно распоряжался судьбами простых смертных. Теперь нацисты постараются раствориться среди таких же палачей, какими были сами, а победители наткнутся на глухую стену отрицания: никто не вспомнит имен преступников, никто не захочет отвечать за существование концлагерей, «душегубок» и газовых камер. Даже припертые к стенке уликами, они станут ссылаться на приказ. Получится, что немцы были всего лишь нацией исполнителей приказов и, следовательно, не могут нести ответственности…

«А ты сам-то далеко ушел от этого нациста?» – подумал Маркус, глядя на одичавшего от страха толстяка.

– Идите за мной! У американцев будет безопасней, – с повелительной ноткой, от которой пока не отвык, проговорил нацист.

– Нет уж, с меня хватит.

– Ты не немец!

У Хохмайстера сжались кулаки. Ими, пожалуй, он еще мог вышибить дух. Нацист отбежал на безопасное расстояние, выругался и чуть не бегом кинулся в другую сторону.

2

В Берлине шли уличные бои, а некоторые части 3-й гвардейской танковой армии, в составе которой числился полк тральщиков Павла Клевцова, обтекали город с юга. Они наступали на Потсдам, чтобы скорее замкнуть кольцо окружения и выйти к Эльбе на соединение с войсками союзников.

Одну из танковых бригад задержал сильно укрепленный рубеж. Командующий армией не хотел лишних жертв в эти весенние солнечные дни, когда в самом воздухе ощущалась победа, поэтому вызвал «пожарную команду» – тральщиков. Павел выехал в бригаду, терпящую бедствие. Он хотел выяснить, сколько потребуется машин для прорыва через минные поля.

После того как закончилась операция «Фауст», Павел в академии взялся за свое дело, которое считал главным, – конструирование легкого, надежного, прочного трала, того самого, над чем начал работать еще до войны. Во многом ему помог профессор Ростовский.

Когда отгремела Курская битва и стало ясно, что отныне наши будут только наступать, а немцы обороняться, сооружая разные преграды, устилая поля и дороги минами, тралы Клевцова оказались крайне необходимыми. Их начал делать специализированный завод. Начальник инженерных войск Воробьев приказал Клевцову организовать отдельный инженерно-танковый полк.

Павел уехал на фронт. А через некоторое время Нина написала о смерти Георгия Иосифовича Ростовского. Он умер на лавочке в сквере недалеко от Покровского бульвара, куда вышел подышать свежим воздухом.

Для основы вновь формируемого полка Павел выбрал батальон Борового из бригады Самвеляна. Командование утвердило штатное расписание. Боровой назначался командиром, Клевцов – его заместителем по инженерной части. Месяц ушел на обучение экипажей работе на тральщиках. А потом полк вступил в бой. Его перебрасывали с одного фронта на другой скрытно, как самое секретное оружие. Лишь немногие командиры знали об этой «пожарной команде», которая всегда прибывала туда, где намечался прорыв.

Полк тральщиков форсировал Днепр, таранил укрепления на Правобережной Украине и в Яссах, штурмовал Карпаты. Он же освобождал Словакию, где за полгода до этого погиб товарищ Павла по операции «Фауст» Йошка Слухай. Противоминные тральщики гнали немцев из Польши, участвовали в Висло-Одерской операции, прорывались через Зееловские высоты… И вот теперь втягивались в последнее сражение.

Они прорвались через минные поля к Потсдаму, помогли бедствующей бригаде выполнить задачу.

В дни битвы за Берлин, когда приходилось драться за каждый дом, а немцы были вооружены таким опасным для танков оружием, как «фаустпатрон», Павел предложил ввести простое, но эффективное средство защиты: навесить поверх брони листы железа вроде экранов. Такая экранировка снижала пробойную силу «фауста» и провоцировала его действие.

«Почему, возникает вопрос, мы применили экранировку сравнительно поздно? – напишет в своих воспоминаниях маршал И.С. Конев. – Видимо, потому, что до этого практически не сталкивались с таким широким применением “фаустпатронов” против танков в уличных боях. В полевых условиях мы с ними не очень считались. Особенно обильно “фаустпатронами” были снабжены батальоны фольксштурма, в которых преобладали пожилые люди и подростки. “Фаустпатрон” – одно из тех средств, которое может породить у необученных, физически не подготовленных к войне людей чувство психологической уверенности в том, что, лишь вчера став солдатами, они сегодня могут реально что-то сделать на поле боя, даже убить наступающего противника. И надо сказать, “фаустники”, как правило, дрались до конца; на последнем этапе войны они проявляли значительно большую стойкость, чем видавшие виды, но надломленные поражениями и многолетней усталостью немецкие солдаты».

Пал Берлин. На Эльбе встретились с союзниками. Бои стали затухать. Вдруг 4 мая 1945 года Боровой получил приказ: срочно направить Клевцова в распоряжение штаба 1-го Белорусского фронта.

По дороге в Берлин Павла не покидала тревога. Вызов к большому начальству обычно ничего хорошего не сулил. Однако отлегло, когда его провели в кабинет и он увидел… Волкова.

– Алексей Владимирович! – воскликнул он, но, заметив генеральские погоны, осекся.

– Ладно, ладно… – остановил его Волков, подошел ближе, долго, как бы изучая, рассматривал и вдруг рывком прижал к себе. – Здравствуй, вояка! Рад, что выжил…

Алексей Владимирович вернулся к столу, спросил:

– Слышишь, какая тишина?

– Слышу… – озадаченно ответил Павел, не поняв смысла вопроса.

Помедлив, Волков снова спросил:

– Карлсхорст помнишь?

– П-помню…

– Так вот, даю тебе, Клевцов, еще одно поручение…

3

Ноги сами принесли Маркуса Хохмайстера к проходной училища. Он надеялся застать здесь кого-нибудь из знакомых. Но его остановил советский солдат в новой гимнастерке, с медалью на груди. У него были сплюснутый азиатский нос и узкие черные глаза. На вид – лет двадцать, не больше.

– Стой! – спокойно произнес он.

Хохмайстер замер, непроизвольно вытянув руки по швам.

Солдат бросил взгляд на измученное, обросшее лицо, грязный, потрепанный мундир, показал на скамью:

– Зетцен зи!

– Я понимаю, – не очень уверенно проговорил Хохмайстер по-русски, сел на лавку, с любопытством поглядел на паренька-азиата, занявшего место фенрихов, дежуривших здесь когда-то.