Сообразив, что полковник из бронетанкового управления не кто иной, как «Павлин», о котором говорил немецкий агент Задорожный несколько дней назад, лейтенант боковым ударом выбил пистолет из руки Михалева. Дивизионный «смершевец» удивленно спросил Павла:
– Объясните же наконец, в чем дело?
– Лейтенант вам объяснит. У него сохранились протоколы допроса сообщника этого шпиона.
«Смершевцы» вывели впавшего в прострацию Михалева из землянки, усадили в машину Ананкина, у которой на самом деле мотор работал, как часы. Пораженный Ананкин от волнения начал икать, хотел сказать что-то извиняющееся, но только разводил руками. Павел зачерпнул из ведра воды, подал ему кружку:
– Попейте, пройдет.
… Весь октябрь – холодный, слякотный, мглистый – шли упорные бои. Атаки напарывались на встречные удары, горели танки, гибла пехота. Ни днем, ни ночью не стихал грохот орудий. Казалось, немцы стянули к Букринскому плацдарму все свои силы и беспощадно выбивали технику 3-й гвардейской танковой армии, сжатую в маневре глубокими оврагами. В лавине вражеского огня иссякали силы, приходило отчаяние от мысли, что придется отступать обратно к Днепру.
Так и случилось. Боровой получил приказ отойти на левый берег, скрытно совершить 120-километровый марш к плацдарму у городка Лютеж. Может, потому и строили мост у Букринских высот спустя рукава? Намеренно делали вид, что сосредотачивают силы южней Киева, перетягивая сюда танковые эсэсовские дивизии, чтобы на самом деле ударить с севера? Но раздумывать было некогда. Тралы быстро погрузили на автомашины, на броню посадили автоматчиков и тронулись в путь. День отстояли в лесу, с вечера возобновили движение. На рассвете вышли к Десне. Река была намного меньше Днепра, однако все равно надо либо подгонять катера и паромы, либо опять строить мост, на что бы ушло несколько дней.
– Что предлагаешь? – спросил Боровой, подойдя к Павлу, стоявшему на песчаной косе.
Павел поглядел на озябших бойцов и танкистов, на стылую воду и неожиданно произнес:
– Предлагаю купаться.
– С ума сошел! Видишь, сечка…
С низкого неба и впрямь сыпал редкий мелкий снежок. Павел молча сбросил сапоги, верхнюю одежду и вошел в воду. Оказавшийся поблизости командир роты Леша Петренко тоже разделся, поплыл следом. Сделав несколько сажков, Павел нырнул, ощупал ногами дно, одолел еще несколько метров, снова скрылся под водой. Так он проделал весь путь на другой берег и обратно. То же самое повторил Алеша, но чуть правее. Боровой подогнал к самому берегу «летучку», где топилась печка и кипел чайник. Посиневших от холода пловцов он послал в фургон, вскоре и сам забрался туда.
– Можно вброд, Федя, – проговорил Павел, стуча зубами о кружку с чаем.
– Если пересекать не прямо, а под углом, – добавил Петренко.
– Сколько метров в самом глубоком месте?
– Не больше двух.
Боровой по привычке сдвинул шлем на затылок:
– Заманчиво, черт возьми! Ну а как застрянем?…
– Не должны. Дно крепкое. Главное, не останавливаться. Если танк встанет, течение промоет под ним песок, и он застрянет.
Федор задумался. Если он утопит хоть один танк, по головке не погладят, но желание скорей перебраться на тот берег было столь велико, что он решился:
– Ух, семь бед – один ответ!
– Распорядись в лесу нарубить жердей для вешек, – попросил Павел. Пока обогревались, бойцы заготовили вешки, очистив жерди от веток и заострив комель. Клевцов и Петренко скова полезли в воду, обозначили брод на всем стометровом участке. Боровой собрал экипажи, объяснил задачу:
– Законопатьте все щели, чтобы и блоха не пролезла. На середине реки волна может перехлестнуть верхние люки, закройте наглухо брезентом башню и моторную группу. Воздуха, думаю, хватит для двигателя и водителя. Остальных людей перевезем на плоту. Запомните основное: не мандражить, гнать вперед даже тогда, когда начнете захлебываться. Заглохнет мотор, считайте – конец.
Танкисты стали готовить машины к необычному броску. Смотровые щели, люки, стволы пушки и пулеметов, отверстия тяг управления забивали паклей, ветошью, глиной, всем, что могло удержать воду. В километре по течению разведчики нашли полузатопленную баржу, вычерпали воду, заделали пробоины, танк на буксире подтянул ее к броду. Сюда начали грузить тралы. Павел сказал Петренко:
– Я сяду за рычаги, ты забирайся на башню и командуй.
В танке он придавил задвижку люка, обмазал мылом щели, завел двигатель. Танк скатился к реке, набрал скорость и ухнул в воду. Откуда-то потекли ручейки. В триплексе сразу потемнело. Вслепую вести машину было нелегко. Натужно выл мотор. Гусеницы давили податливый грунт, вязли в песке, непонятно – то ли машина движется, то ли стоит на месте. По времени вышли на середину реки. Струйки забили сильней, вода полилась за воротник, растеклась по днищу, поднялась до сиденья. Еще через несколько секунд она проникнет в моторное отделение. Павел включил вентилятор, чтобы выдуть ее оттуда. Велико было желание прибавить обороты, поскорей выскочить из глуби. Однако танк, не справившись с сопротивлением, мог забуксовать. Пришлось сектор газа оставить в покое.
Танкисты видели, как машина, словно кит, фонтаном выплюнула воду из выхлопных труб, пробуровила лбом башни волну, рыкнула освобожденно, сбрасывая с траков песок и глину, выехала на косогор другого берега и остановилась. Механики побежали к своим машинам. Переправа начала действовать.
Днепр полк пересек на паромах и по мосту, построенному у села Сваромье. Отсюда вел наступление 5-й гвардейский танковый корпус.
Усилиями разведки удалось установить, что немцы и здесь подготовили довольно-таки крепкую систему обороны – три позиции на глубину в 15 километров. Основу каждой позиции составляли две траншеи полного профиля с ходами сообщения, стрелковыми ячейками, пулеметными площадками, дзотами, окопами для минометов и противотанковых орудий, с жилыми землянками. По окраинам Киева проходил противотанковый ров, отрытый еще в сорок первом нашими защитниками и восстановленный немцами. Все свободное пространство гитлеровцы густо заминировали.
В блиндаж штаба полка комиссар принес листовки с обращением Военного совета фронта. Их приказали зачитать личному составу за час до наступления. Боровой пробежал по первым строчкам: «Перед нами Киев – мать городов русских, колыбель нашего Отечества. Здесь много веков назад зародилась наша могучая Русь. Здесь с оружием в руках отстаивали от врагов свободу и независимость русского и украинского народа наши отцы и матери, наши деды и прадеды…»
Загудел полевой телефон. Федор поднял трубку. Его и Клевцова требовал к себе начальник штаба корпуса. Маслюков пошел к дверям готовить к выезду свой «виллис». Когда командиры выбрались из землянки, машина уже стояла неподалеку, урча на малых оборотах.
– Люблю, когда Маслюков начальство уважает, – хмыкнул Федор, стараясь подавить волнение перед неожиданным вызовом в штаб.