Но Самусев не выдержал. Соврал, что у него как раз день рождения, и вечером пригласил «кэпа» и нескольких офицеров к праздничному столу. А там, собравшись с духом, сообщил, что родился он вообще-то летом и что причина праздничной встречи совсем в другом.
Востротин, рассказывал он, тогда чуть в обморок не упал.
Февраль 1988 г.
P. S.
Теперь я знаю о Востротине гораздо больше — если не все, то многое. И про то, как он входил со своими бойцами в Тбилиси, Баку, Душанбе, — когда его начальникам казалось, что Союз еще можно спасти с помощью воздушно-десантных войск. Как в августе 1991 года по приказу Павла Грачева поднял в воздух Белградскую дивизию ВДВ и посадил ее на военном аэродроме в Кубинке. Как повел колонну десанта боевым порядком на Москву, — об этой тревожной новости только и разговоров было в пикетах вокруг Белого дома. Но люди в пикетах так и не узнали: это ведь Востротин, ни с кем не советуясь, принял решение остановить десантников у Московской кольцевой дороги и не идти на штурм Белого дома, — возможно, изменив тем самым ход новейшей истории России.
Еще я знаю, как по какой-то причине, которая не укладывается, не может уложиться ни в одной здравомыслящей голове, героический — без всяких кавычек — 345-й гвардейский полк был расформирован после войны в Афганистане, а знамя его сдано в архив. Герой Советского Союза, гордость воздушно-десантных войск, командир, обладающий колоссальным опытом руководства боевыми действиями, — был переведен в МЧС. Как командовал операцией по эвакуации наших граждан во время гражданской войны в Конго, спасал жителей сел в Сибири, пострадавших от страшного паводка.
Я горжусь тем, что могу позвонить генерал-полковнику в любое время дня и ночи, что мы с ним на «ты» и довольно часто видимся. Горжусь своим правом называть себя если не его близким другом, то по крайней мере товарищем.
А вот о чем жалею, так это о том, что тогда, в Афганистане, не сумел рассказать о нем так, как хотел: герой оказался автору «не по зубам». Видно, не каждому Чапаеву выпадает удача встретить своего Фурманова. В том, что Востротин фигура «чапаевского калибра», не сомневаюсь нисколько.
А теперь смешная история.
В Кабул с гастролями приехал Иосиф Кобзон, который уже и сам точно не помнит: это его десятая или одиннадцатая командировка в Афганистан? Неудивительно, что здесь все относятся к нему с огромным уважением и мечтают попасть на концерт. Это праздник для людей, жизнь которых переполнена пылью, кровью и потом. А еще — форма общественного признания их работы. Знак того, что они не окончательно забыты на этой войне. И наоборот, отказ знаменитости приехать в Афганистан они воспринимают как личную пощечину и прячут за пазуху обиду: так произошло, например, с Пугачевой. Говорят, она отказалась ехать «на эту грязную войну», а все здесь приняли этот отказ на свой счет. Как будто эти они повинны в том, что война грязная… Кобзон чувствует это и, что называется, «пашет по-черному». Просто удивительно, как человек может петь вживую столько часов подряд?
— Каждый раз даю себе слово: все, это последний раз! А проходит время, начинаю скучать. И еду снова. Вроде, взрослый уже человек, а чувствую здесь себя как в школе жизни. Я здесь даже пою по-другому.
Он привез мне посылку из дома со всякими вкусностями, которых здесь не достать ни за какие деньги: черный хлеб и домашние котлеты. Позвонил, я подъехал к нему в гостиницу, долго рассказывал о здешнем житье-бытье. Оказалось, он не знаком с начштаба армии, и поинтересовался: что за человек?
Ну, я и рассказал в лицах историю моего троекратного знакомства с генералом Юрием Грековым, включая нашу последнюю с ним встречу ранним утром на командном пункте под Джалезом, когда Юрий Павлович указал всем хорошо известный короткий адрес, по которому мне надлежало немедленно удалиться. Кобзон расхохотался.
Свидетелем дальнейших событий я не был, знаю о них от многочисленных очевидцев.
Иосиф Давыдович не придумал ничего лучше, как рассказать в лицах эту захватывающую историю со сцены на своем концерте в штабе армии, на котором присутствовал, разумеется, и сам Греков. Говорят, что зал, который, конечно же, был хорошо осведомлен о крутом нраве генерала и в котором все знали меня если не лично, то по публикациям в газете, — лежал от хохота. Но это еще не все.
На следующее утро все встретились в офицерской столовой, чуть помятые после дружеского ужина, который армейское руководство устроило в честь певца.
Кобзон подошел к начальнику штаба и вместо «здравствуйте» протянул ему руку:
— Будем знакомы: Кожухов.
Когда через некоторое время я в очередной раз столкнулся с Грековым в коридорах штабного дворца, он заулыбался издали, чуть не обнял:
— Все, на всю жизнь тебя запомнил! Закончится война, приезжай обязательно в гости. Посидим. Договорились?
…Через пару месяцев в Кабул приехал и Валерий Леонтьев. Я как раз был по каким-то делам в штабе и заглянул в Дом офицеров уже под занавес его концерта. Леонтьева тоже слушали с удовольствием, хотя его манера и цветные яркие наряды несколько контрастировали с публикой, одетой в выбеленную солнцем, потрепанную на операциях военную форму. Были, как водится в таких случаях, записки с вопросами из зала, на которые запыхавшийся Леонтьев отвечал в перерывах между песнями.
— Так, что тут у нас? — разворачивал артист очередную записку. — «Когда к нам приезжал Кобзон, он пел четыре часа, а вы всего полтора…»
Леонтьев только на миг замешкался с ответом:
— Зато он так не прыгал.
* * *
Как много все же умещается в одном человеке: и черт, и дьявол. Или это война предлагает ему такие обстоятельства, такие условия игры, в которых оба получают шанс показать свои лица?
Познакомился с майором из осназа. Осназ — не путать со спецназом — это подразделения особого назначения, которые тоже, видимо, связаны с военной разведкой. Их задача — слушать эфир, пеленговать противника.
Майор рассказал о случае на его дежурстве. Во время операции в Черных горах он сидел, как обычно, «на ушах» и вдруг услышал донесение «духов»:
— Мы сбили вертолет «шурави»! Пойдем посмотрим, может, там живой летчик.
Экипаж вертолета, если кто не знает, — это три человека, старшему из которых, может, лет тридцать — тридцать пять. Они только и успели, что закончить училище, жениться да родить ребенка. Все остальное у них — в планах.
— И что ты сделал? — спросил я майора.
— Дал координаты рации артиллеристам. Они долбанули туда по полной… Через несколько минут рация снова вышла в эфир: «Русские бьют. С нами дети, что делать?»
— И что сделал ты?
Майор помолчал немного:
— Уточнил координаты.
Можно, конечно, попивая чай на уютной московской кухне, порассуждать о том, что убивать детей нехорошо.