Book.

На следующее утро, когда паром из Пунта-Умбрии с несколькими пассажирами и одним мертвецом подошел к пристани в Уэльве, там уже дожидался местный похоронный агент Эмилио Моралес Кандела. Рядом с ним стоял Фрэнсис Хейзелден, который попросил Канделу доставить тело на кладбище. Кроме того, вице-консул, как ему было предписано, сделал первый телефонный звонок в Мадрид Гомес-Беару, извещая его, что на морской берег выбросило мертвого британского военного. Труп положили в деревянный гроб и погрузили в конную повозку, которая принадлежала городскому похоронному агентству «Ла Магдалена» (пройдет еще десятилетие, прежде чем Уэльва обзаведется моторизованным катафалком). Влекомая старой лошадью, которой правил Кандела, прямоугольная деревянная погребальная повозка (местные жители называли ее Ла Сопера, то есть «Суповая миска») двинулась в гору к кладбищу. Хейзелден ехал следом в своей машине. Дорога до кладбища Нуэстра-Сеньора-де-ла-Соледад шла мимо района Уэльвы, называвшегося Консепсьон, который фактически представлял собой скопление рыбацких лачуг вокруг старинной Торре де Вигилянсиа — одной из круглых кирпичных сторожевых башен, построенных в XVI веке для отслеживания пиратских кораблей.

В маленьком городе новости разносятся быстро, и весть о том, что на берегу Ла-Бота нашли мертвого британского военного, намного опередила медлительный кортеж. У церкви Богоматери Лурдской (Нуэстра-Сеньора-де-Лурд) собралась небольшая группа любопытных. Некоторые при виде гроба перекрестились. Священник отец Хосе Мануэль Ромеро Берналь пробормотал молитву. Повозка проехала через центр города, мимо кинотеатра «Театро Мора», где шел «Пигмалион» с Лесли Говардом. Солнце уже припекало вовсю.

Кладбище Нуэстра-Сеньора-де-ла-Соледад находится на невысоком холме у самой окраины Уэльвы. Оно обнесено высокой стеной и окружено полями подсолнечника. Рядом расположено гораздо меньшее британское кладбище, где предавали земле так же и членов местного протестантского немецкого сообщества, демонстрируя странный религиозный альянс вопреки политике. К тому времени, как громыхающий катафалк доехал до кладбища, лошадь сильно вспотела. У ворот дожидался военно-морской судья лейтенант Паскуаль дель Побиль с чемоданчиком под мышкой. Рядом стояли врачи: доктор Эдуардо Фернандес дель Торно и его сын доктор Эдуардо Фернандес Контьосо, которым вдвоем предстояло провести вскрытие. И еще одним встречающим был молодой американский летчик Уилли Уоткинс.

Доктор Эдуардо Фернандес дель Торно, испанский патологоанатом, проводивший вскрытие тела.

За три дня до того, как в море обнаружили труп, в поле близ Пунта-Умбрии совершил вынужденную посадку американский самолет Р-39 «Аэрокобра». Пилотом был Уоткинс, двадцатилетний уроженец города Корпус-Кристи, штат Техас. Во время полета из Северной Африки в Португалию у него кончилось горючее. Не сумев открыть крышку кабины, Уоткинс до конца остался в самолете, но отделался небольшими травмами. Его арестовало пехотное подразделение береговой охраны, затем его ненадолго поместили в отель «Гранадина» в Уэльве, а оттуда переселили домой к Фрэнсису Хейзелдену, где находили пристанище все союзные военнослужащие, поскольку американского консульства в Уэльве не было. Лейтенант Паскуаль дель Побиль потребовал, чтобы американский летчик явился на кладбище на тот случай, если нахождение трупа и посадка самолета окажутся каким-то образом связаны между собой и Уоткинс сможет опознать умершего.

Гроб перенесли в небольшое строение на краю кладбища, которое служило моргом. Труп Глиндура Майкла вынули из гроба и положили на плоское мраморное возвышение. Служитель морга методично прошелся по его карманам и выложил на стол содержимое: монеты, намокшие сигареты, спички, ключи, квитанции, удостоверение, бумажник, марки и талоны от театральных билетов. Паскуаль дель Побиль едва взглянул на все это. Приближалось время обеда. Хейзелден, как мог, старался выглядеть незаинтересованным. Обратившись теперь к чемоданчику, испанский офицер отпер его одним из ключей, найденных у мертвого. Содержимое намокло, но надписи на конвертах были вполне различимы. Паскуаль дель Побиль внимательно «изучил имена на конвертах» и жестом пригласил Хейзелдена взглянуть. Об операции «Фарш» Хейзелдену было известно только в самых общих чертах. Однако по виду конвертов с тиснением, скрепленных красными печатями, было ясно, что это конфиденциальные военные послания. Паскуаль дель Побиль, судя по всему, тоже почувствовал их важность, поскольку он в этот момент сделал противоположное тому, на что надеялись Монтегю и Чамли. Он показал на чемоданчик и спросил Хейзелдена, не хочет ли он его забрать. Ведь все равно эти предметы в конце концов надо будет вернуть британцам — так, может быть, вице-консул возьмет их сразу? Паскаль дель Побиль питал симпатию к английскому вице-консулу. Он полагал, что делает Хейзелдену одолжение; к тому же ему хотелось пообедать и передохнуть в часы сиесты.

Хейзелден понимал, что «реагировать надо быстро». Внутренне он был готов к возможности того, что Паскуаль дель Побиль захочет обойтись без особых формальностей, и просто вручить ему чемоданчик. Со всем безразличием, какое он мог изобразить, он сказал: «Вашему начальнику это может не понравиться… Наверно, правильнее будет отдать сначала ему, а потом уже мне, официальным порядком». Паскуаль дель Побиль пожал плечами и закрыл чемоданчик.

Уилли Уоткинс видел эту сцену. Хотя он плохо знал испанский, он понял, что происходит. Поведение Хейзелдена, «не захотевшего взять чемоданчик, показалось ему странным». Паскуаль дель Побиль подозвал теперь американского летчика и спросил, может ли он опознать умершего. Само собой, он не мог его опознать и сказал об этом. Спасательный жилет на мертвеце, указал пилот, был «английского образца, тогда как сам Уоткинс летел на американском самолете, где имелся спасательный жилет совсем другого типа». Паскуаль дель Побиль констатировал очевидное: «Безусловно, эти два случая никак не связаны между собой».

Упаковав чемоданчик, бумажник и другие обнаруженные предметы, военно-морской судья сказал, что официально передаст все это своему начальнику, военно-морскому коменданту порта в Уэльве. После чего дородный испанский офицер отбыл, забрав чемоданчик и все прочее с собой. Хейзелден небрежно заметил, что хотел бы присутствовать при вскрытии. Если Уоткинсу показалось странным, что британский вице-консул отказался от чемоданчика, еще более странно, безусловно, было то, что он решил остаться в немыслимо жарком помещении с железной крышей и смотреть, как два испанских врача режут полусгнивший труп. Американский летчик был рад возможности выйти из смрадной комнаты, пропахшей смертью, и выкурить сигарету в тени ивы.

Вскрытие вообще-то полагалось бы сделать силами военного патологоанатома, но, поскольку он был в отлучке, задача выпала гражданскому судебному патологоанатому доктору Фернандесу и его сыну Эдуардо, недавнему выпускнику медицинского учебного заведения. Вопреки пренебрежительному замечанию Спилсбери о квалификации испанских судебных медиков, Фернандес был хорошим, опытным патологоанатомом. Уроженец Севильи, он изучал медицину в университете этого города, а потом много лет проработал врачом в большом горнодобывающем концерне. С 1921 года он был главным патологоанатомом Уэльвы и прилегающей местности. Фернандес не был, конечно, специалистом уровня Спилсбери, но обладал большим практическим опытом исследования умерших вообще и, поскольку работал в прибрежном районе, утопленников в частности.