Это, мягко говоря, странно. Аналитики FHW обычно не слишком доверяли не подтвержденной из других источников информации, исходившей непосредственно от абвера, поскольку знали о неэффективности и коррумпированности этой организации; к открытиям, якобы сделанным абвером, они относились скептически, «пока не получали ясного подтверждения в виде чего-то более ощутимого». Но тут природный скептицизм фон Рённе, кажется, его покинул. Об обнаружении тела он знал только то, что сообщило ему мадридское отделение абвера, то есть имел сведения лишь из вторых рук, полученные от Адольфа Клауса. Подробное сообщение о результатах второй встречи с Пардо, состоявшейся 10 мая, еще не дошло до Берлина. Дополнительных проверок не проводилось, труп не был исследован, и оригиналы документов находились в руках немцев всего один час — явно недостаточно для экспертизы. И тем не менее он назвал документы безусловно подлинными.
Дезинформация — своего рода обольщение. В любви и на войне, во флирте и в шпионаже обман может быть успешным лишь в том случае, когда подвергающаяся ему сторона в каком-то смысле хочет быть обманутой. Любовник, которому изменяют, видит только знаки любви, отметая все свидетельства неверности, как бы они ни бросались в глаза. Эта бессознательная склонность к «принятию желаемого за действительное», отмеченная адмиралом Годфри, может иметь разные формы: Адольфу Клаусу в Уэльве хотелось поверить в подброшенную фальшивку, потому что от этого зависела его репутация; Карлу Эриху Куленталю любой разведывательный прорыв, который ему могли поставить в заслугу, пусть даже это был прорыв в область фантазий, позволял как еврею, окруженному убийцами-антисемитами, чувствовать себя в большей безопасности. А вот фон Рённе, возможно, решил поверить сфабрикованным документам по совершенно другой причине: потому что испытывал отвращение к Гитлеру, хотел подорвать нацистскую военную мощь и был готов передать Верховному командованию ложную информацию, прекрасно понимая, что она абсолютно ложна и способна причинить огромный вред.
Очень может быть, что на самом деле подполковник барон Алексис фон Рённе не поверил дезинформации ни на секунду.
На первый взгляд барон Алексис фон Рённе был образцовым нацистским офицером разведки: ветеран Первой мировой, раненый герой текущей войны, кавалер Железного креста, верный присяге солдат, самый большой любимец фюрера из разведчиков-аналитиков. «Гитлер не только безоговорочно верил в фон Рённе и его ум, но и, похоже, питал к нему личную симпатию». Аристократ, бывший банкир, он сражался в прославленном Потсдамском полку, учился в военной академии и с самого начала боевых действий показал себя настоящим военным интеллектуалом. В 1939 году ему поручили дать прогноз: придут ли Великобритания и Франция на помощь Польше, если Германия нападет на эту страну? Он направил Гитлеру специальный доклад, где предсказал, что «западные союзники будут протестовать против немецкого вторжения, но военных действий не предпримут». Оценка фон Рённе «полностью совпала с тем, что Гитлер хотел слышать»; барон вообще исключительно хорошо понимал, что хочет слышать фюрер. «Интуиция фон Рённе и точность его прогноза произвели на Гитлера огромное впечатление».
В 1940 году фон Рённе предсказал, что линию Мажино, построенную для защиты восточной границы Франции, можно будет с успехом обойти в ходе немецкого вторжения. И вновь он оказался прав. К маю 1943 года фон Рённе стал у Гитлера самым доверенным истолкователем шпионских рун. Это налагало колоссальную ответственность. «Его задачей было снабжать Верховное командование определяющими разведданными, в которых оно нуждалось… Его письменный стол был местом, где кончалась цепочка перекладывания ответственности».
Сослуживцы называли фон Рённе человеком холодным и сухим, «отчужденным интеллектуалом, с которым невозможно подружиться». Неприступность фон Рённе, может быть, объясняется тем, что у его личности была и другая сторона, противоположная аккуратному «правильному» облику фашистского функционера, сторона, о которой соратники-нацисты (и, самое важное, Гитлер) ничего не знали. Фон Рённе был тайным, но убежденным противником нацизма, жившим двойной жизнью. Он терпеть не мог Гитлера и неотесанных головорезов, которые его окружали. Он придерживался старомодного, монархического, военно-аристократического образа мыслей, был носителем феодальной традиции и полагал, что некоторые люди (как, например, он сам) «благодаря своему происхождению имеют право составлять высшее сословие общества». Его христианская совесть была возмущена ужасающим террором, который формирования СС развязали в Польше. Тихо, но с полной убежденностью он стал действовать против нацистского режима.
С 1943 года он сознательно и постоянно преувеличивал боевой состав союзных войск, завышал мощь британской и американской армий, успешно вводя в заблуждение Гитлера и его генералов. Мотивы его поведения до сих пор не вполне ясны. Возможно, фон Рённе просто компенсировал склонность своих начальников преуменьшать силу противника. Возможно, он старался произвести на командование впечатление. Он был фанатичным противником большевизма, стремившегося уничтожить сословную систему, к представителям которой он принадлежал, и не исключено, что, подобно другим немецким антикоммунистам, он рассчитывал, что, «если Германия уступит превосходящим силам на западе, то союзники помогут ей сдержать натиск Советов; завышение союзных сил было одним из средств достижения этой цели». А может быть, он, как и прочие немецкие антинацистские заговорщики, просто хотел, чтобы Германия как можно быстрее проиграла войну, чтобы прекратилось кровопролитие и чтобы Гитлер и его отвратительная клика были отстранены от власти. Чем бы фон Рённе ни руководствовался, с 1943 года он, вопреки своей репутации гуру разведки, нарочно передавал наверх заведомо ложную информацию, которая оказывалась прямо на столе у Гитлера.
Звездный час фон Рённе пробил во время высадки союзников в Нормандии в 1944 году. Во время подготовки к этой операции он добросовестно транслировал всю дезинформацию, что к нему поступала, соглашался вопреки объективным данным с существованием всех фиктивных воинских соединений, раздул сорок четыре дивизии, находившиеся в Великобритании, до невероятных восьмидесяти девяти. Без добровольного сообщничества фон Рённе вся изощренная сеть дезинформации, сплетенная ради этого вторжения, возможно, была бы расплетена. По словам одного историка, «его способ борьбы с нацистской военной машиной состоял в том, чтобы завышать оценки военной мощи союзников в Англии и убеждать Гитлера и Верховное военное командование, что главный удар будет нанесен в районе Кале», хотя, возможно, он хорошо понимал, что на самом деле десант будет осуществлен в Нормандии. Его твердое желание быть обманутым сыграло ключевую роль на последнем этапе войны.
Фон Рённе не был прямым участником неудачного заговора в июле 1944 года, возглавляемого Клаусом фон Штауффенбергом и имевшего целью убить Гитлера. Но он был близким другом Штауффенберга и других заговорщиков из Черной капеллы, и этих связей оказалось достаточно, чтобы он стал жертвой жесточайших репрессий гестапо, которые последовали за покушением. Месть Гитлера была невероятно жестокой. Через месяц после июльского заговора фон Рённе арестовали и после показательного процесса в «народном суде» приговорили к смерти. В свою защиту фон Рённе просто-напросто заявил, что нацистская расовая политика несовместима с христианскими ценностями. 11 октября 1944 года его вместе с другими приговоренными связали по рукам и ногам в берлинской тюрьме Плётцензее, подвесили за челюсть на мясном крюке и оставили медленно умирать. В дополнение к этим зверствам Гитлер приказал заснять некоторые из казней на пленку ради своего зрительского удовольствия. Накануне смерти фон Рённе написал жене письмо, ставшее своего рода автоэпитафией мученика: «Совсем скоро я отойду к Господу нашему в полнейшем спокойствии, уверенный в спасении». Нет сомнений, что фон Рённе помог союзникам выиграть войну, но точные причины его поступков до сих пор остаются тайной. Если Куленталь проигрывал войну разведок непреднамеренно, то фон Рённе, судя по всему, делал это осознанно.