Самой значительной жертвой выяснения отношений в лагере Оси стал не кто иной, как Муссолини. С того момента, когда первый солдат союзников ступил на землю Сицилии, дуче был обречен, хоть он и отказывался это признавать. Геббельс писал: «Единственное, что можно об этой войне сказать наверняка, — это что Италия ее проиграет». Стальной пакт лопался. К 18 июля союзники заняли половину Сицилии. В тот день Муссолини послал Гитлеру отчаянную телеграмму: «Я не могу принести свою страну в жертву с той главной целью, чтобы оттянуть прямое нападение на Германию». Фюрер вызвал его на экстренное совещание. Дуче не привык, чтобы его куда-либо вызывали, но безропотно отправился.
Два фашистских лидера встретились в Фельтре в 50 милях от Венеции, и Гитлер закатил там длинную речь, в которой разнес в пух и прах «неумелые и трусливые» итальянские войска на Сицилии и настойчиво заявил: «Мы не должны допустить, чтобы случившееся на Сицилии повторилось в другом месте». Посреди тирады подошел помощник Муссолини и сообщил ему, что Рим впервые за всю войну подвергся массированному воздушному налету. Муссолини безучастно просидел весь двухчасовой монолог. Боевой итальянский бык выглядел безнадежно израненным, униженным, отрешенным. В конце мучительного совещания он сказал только: «Мы сражаемся за общее дело, фюрер». Прозвучало скорее как эпитафия, чем как заявление о солидарности.
22 июля американские войска Паттона заняли Палермо. Три дня спустя фашистский Большой совет потребовал отставки Муссолини, после чего король Виктор-Эммануил III вызвал его на частную аудиенцию и лишил власти. «Так больше продолжаться не может», — заявил король: Муссолини должен немедленно уйти, уступив место главы государства маршалу Пьетро Бадольо, ранее возглавлявшему вооруженные силы Италии. Смещенный итальянский диктатор покинул королевскую виллу «Савойя» спрятавшись в машине «скорой помощи», а новое правительство, образованное в Риме, начало тайную работу по выводу Италии из войны и высвобождению ее из губительных объятий Гитлера. По словам Бадольо, «фашизм, как тому и следовало быть, упал, точно гнилая груша». На следующий день из Греции для защиты Северной Италии был вызван Роммель.
Свалился бы итальянский фашизм так же быстро, сгнил бы столь же стремительно без операции «Фарш»? Вторжение на Сицилию как военная операция было проведено далеко не блестяще: сказались недостатки планирования и личные распри между заносчивыми людьми, наделенными властью. Воздушный десант обошелся ужасающе дорого: только 12 из 147 британских планеров приземлились в заданном районе, 67 упали в море. Сравнительно небольшой немецкий контингент успешно сдерживал продвижение всемеро превосходящих его сил союзников, а затем сумел эвакуироваться с острова, чтобы продолжать сопротивление на материке. Битва за Сицилию была тяжелой и ожесточенной. Но насколько труднее далась бы победа, будь нацистское командование готово к вторжению? Что было бы, например, если бы 1-ю бронетанковую дивизию не перебросили в Грецию ждать воображаемой атаки, а дислоцировали на побережье залива Джела?
Невозможно подсчитать, сколько жизней как с той, так и с другой стороны конфликта спасла операция «Фарш», и невозможно точно вычислить ее вклад в приближение конца войны и в разгром Гитлера. Союзники рассчитывали покорить Сицилию за девяносто дней. На самом же деле оккупация была завершена 17 августа — через тридцать восемь дней после начала вторжения. После войны профессор Перси Эрнст Шрамм, который вел военный дневник Верховного командования вермахта, выразил уверенность, что фальшивые документы сыграли ключевую роль: «Хорошо известно, что под влиянием этих писем Гитлер перебросил войска на Сардинию и в Южную Грецию, тем самым не дав им принять участие в защите от [„Хаски“]». В сентябре Италия официально капитулировала, хотя война в этой стране продолжалась до мая 1945 года.
Вторжение на Сицилию оказало воздействие на события, происходившие в 1500 милях от острова — на залитом кровью Восточном фронте и, самое главное, поблизости от Курска. 4 июля Гитлер начал там операцию «Цитадель» — массированное, давно ожидавшееся наступление на позиции Красной армии, которое должно было стать реваншем за поражение немцев под Сталинградом. Битва под Курском была крупнейшим в истории танковым сражением, один из ее дней стал днем самых больших потерь в воздушном бою за все времена, и это было последнее крупное стратегическое наступление Германии на востоке. Располагая 900 тысячами солдат и офицеров и 3 тысячами танков, фельдмаршал Эрих фон Манштейн решил атаковать выступ линии фронта, известный под названием Курская дуга, окружить советские войска, а затем двинуться на юг, чтобы вновь оккупировать отвоеванные ими территории. Из-за неоднократных отсрочек операции и благодаря отличной разведке советская армия вполне предвидела ход событий. Как и Сицилия, Курск был очевидной мишенью; в отличие от нее к моменту, когда началось наступление, он был хорошо укреплен, была создана глубокоэшелонированная оборона, заложен миллион мин, вырыто 3 тысячи миль траншей, и немцев ждала армия численностью в 1,3 миллиона человек, включая резервы, которые должны были ударить по атакующим, когда они будут вымотаны. После пяти дней яростного сражения его исход все еще был неясен. Немецкий «блицкриг» на северном участке фронта застопорился с ужасающими потерями для обеих сторон, однако на юге немцы, несмотря на тяжелые потери, продвигались вперед. К 12 июля немецкие войска прорвали две линии советской обороны и считали, что вот-вот прорвут ее окончательно.
Но в этот момент события на Средиземном море изменили стратегическую картину и умонастроение Гитлера. Через три дня после вторжения на Сицилию фюрер вызвал фон Манштейна в свое «Волчье логово» в Восточной Пруссии и объявил ему, что приостанавливает операцию «Цитадель». Фельдмаршал возражал ему, говоря, что Красная армия сопротивляется из последних сил, что немецкое наступление достигло критической стадии: «Ни в коем случае мы не должны дать врагу уйти, пока мобильные резервы, которые он ввел в действие, не будут разгромлены». Но Гитлер уже принял решение. «Столкнувшись с неотвратимой дилеммой, требовавшей определить, где будут приложены главные усилия, он отдал Средиземноморью предпочтение перед Россией». Через неделю после того, как союзные войска высадились на берегах Сицилии, Гитлер приказал остановить наступление на Восточном фронте и перебросить танковый корпус СС в Италию. Решение Гитлера о прекращении наступательной операции, отчасти связанное с его желанием высвободить войска для защиты Италии и с сохранявшимися у него страхами по поводу Балкан, стало поворотным пунктом. Впервые немецкая атака в стиле «блицкрига» захлебнулась, так и не прорвав оборону противника. Советская армия перешла в сокрушительное контрнаступление и взяла сначала Белгород и Орел, а 11 августа — и Харьков. В ноябре был освобожден Киев. Третий рейх так и не оправился от провала операции «Цитадель», и с той поры вплоть до конца войны немецкие войска на востоке только оборонялись, а Красная армия неостановимо двигалась к Берлину. «Провал „Цитадели“ стал для нас решающим поражением, — писал генерал Хайнц Гудериан, крупнейший немецкий теоретик танкового боя. — С тех пор противник безоговорочно владел инициативой».
Неудивительно, что все, кто разрабатывал и осуществлял операцию «Фарш», были единодушны в своем торжестве. Написанный незадолго до конца войны совершенно секретный документ, где дана общая оценка операции, называет ее «маленьким шедевром дезинформации, великолепно изощренным во всех деталях, абсолютно успешным с точки зрения реализации… В результате операции „Фарш“ немцы совершили много действий себе во вред». По самой меньшей мере этот обман побудил Гитлера сделать то, что ему и раньше хотелось сделать, и это в точности совпадало с желаниями союзников. Возбуждая боязнь одновременных атак в разных местах, в то время как готовился один массированный удар по Южной Сицилии, операция привела к «чрезвычайно широкому и разреженному» распределению немецких оборонительных сил в Южной Европе. «Нет сомнений, что операция „Фарш“ достигла желаемого результата, заставив немцев рассредоточить усилия в решающий момент… во многом благодаря ей восточная часть Сицилии, где мы высадились, была гораздо хуже защищена как войсками, так и оборонительными сооружениями». Не меньшее удовлетворение вызывало то, что продвижение дезинформации отслеживалось на всех стадиях: «Специальные разведывательные мероприятия дали нам знать, что противник поверил обману». В одном из своих последних личных посланий Черчиллю из Мадрида Алан Хиллгарт написал о том, как успех сицилийской кампании подействовал на настроения в обществе и в официальных кругах Испании: «Сицилия произвела впечатление на всех и привела в восторг большинство. Отставка Муссолини и то, что она предвещает, ошеломили противников». Страх перед тем, что Франко присоединится к Оси, улетучился, и, следовательно, роль Хиллгарта в Испании была сыграна.